По благословению
митрополита Екатеринбургского
и Верхотурского Евгения

15 февраля 2020

«Жизнь по Евангелию. Духовный подвиг генерал-лейтенанта И. Л. Татищева, пострадавшего в Екатеринбурге в 1918 году»: доклад игумении Домники на конференции «Церковь. Богословие. История»

Настоятельница Александро-Невского Ново-Тихвинского монастыря игумения Домника (Коробеникова) выступила на VIII Всероссийской научно-богословской конференции «Церковь. Богословие. История» с докладом о генерале Илье Татищеве, который добровольно отправился в ссылку вместе с Царской семьей и пострадал в Екатеринбурге в 1918 году. Доклад игуменьи – результат работы Епархиальной комиссии по канонизации уральских святых, с которой тесно сотрудничает обитель.

«Жизнь по Евангелию. Духовный подвиг генерал-лейтенанта И. Л. Татищева, пострадавшего в Екатеринбурге в 1918 году»

По словам одного проповедника, есть профессии, которые делают человека святым, если он исполняет свое дело как должно. И в особенности это профессии монаха и президента. Почему? Потому что эти служения требуют полного отречения от себя – а это и освящает человека. И сегодня хочется рассказать о человеке, который занимал высокую государственную должность и при этом жил святой жизнью и удостоился мученической кончины. Это генерал Илья Татищев, пострадавший в Екатеринбурге в 1918 году, человек поистине удивительный, исполненный высочайшего благородства. Любовь, мягкость, доброта источались из его сердца, и одно его присутствие доставляло утешение. В чем же тайна этой удивительной личности?

Есть такой эпизод в его жизнеописании. Однажды молодой офицер Александр Карамзин увидел в руках у Татищева маленькую книжечку и спросил, что он читает. Генерал Татищев показал ему крохотное Евангелие и сказал: «Эта книжечка, дорогой мой, мала, но дороже всех книг в мире». После этого он подарил ему такое же Евангелие и посоветовал «читать и стараться все делать по Евангелию». Генерал посоветовал молодому человеку то же, что всегда делал сам, – жить по Евангелию. Это и было главной силой его личности, и именно это сделало его человеком праведной жизни.

Глубокую веру Илья Татищев приобрел в семье. Известно, что его прабабушка, статс-дама царского двора Параскева Мятлева, была духовным чадом святителя Игнатия (Брянчанинова) и вела с ним переписку. Ее благочестие было таково, что у себя в доме она построила церковь, где молилась вместе со своей большой семьей. Письма святителя Игнатия к ней исполнены духовной любви и уважения; вот что он писал: «С истинным, глубоким, духовным утешением я был свидетелем того, как сердце Ваше ожило для Бога. В этом условие вечного блаженства, предвкушение которого уже начинается здесь на земле». «14‑го октября я был в Вашем доме, служил Божественную литургию в Вашей домовой церкви. При священнослужении присутствовали Вы с благословенными дщерями Вашими. Дал бы мне милосердый Господь видеть Вас со всеми чадами и внучатами в селении вечном, полном света и радости, полном славословия Богу».

Слова святителя были пророческими, потому что глубокая вера Параскевы Мятлевой передалась и ее детям, и внукам, в том числе Екатерине Бибиковой, матери Ильи Татищева. Под влиянием мамы Илья еще в детстве приобрел столь сильную любовь к молитве и слову Божьему, что все Евангелие выучил наизусть, а выучив, исполнял всею своей жизнью.

О его жизни по Евангелию был представлен доклад три года назад. За это время найдены новые материалы в русских и зарубежных архивах: донесения генерала Татищева, документы и редкие книги, изданные в 20-х – 30‑х годах. И теперь можно привести новые примеры, в каких сложных условиях Илья Леонидович неизменно оставался верным Евангелию.

В 1905 году генерал Татищев был назначен представителем Царя Николая II при германском императоре Вильгельме II. Должность эта считалась «непростой и неблагодарной», потому что у кайзера был трудный характер. Придворные говорили: «Ужиться с нашим всемилостивейшим господином – задача не из легких». Илья Леонидович сумел, однако, не только ужиться с кайзером, но и расположить его к себе. Как ему это удалось? Благодаря удивительному добросердечию и незлопамятности, которые он сохранял при любых перепадах настроения императора.

Когда кайзер, недовольный действиями России, вымещал свое раздражение на Татищеве и подолгу демонстративно не разговаривал с ним, Илья Леонидович переносил это со смирением, терпеливо ожидая, пока пройдет гнев императора. Нередко кайзер, возмущенный тем, что писали о Германии русские газеты, высказывал генералу свое негодование. Татищев мягко успокаивал его и убеждал не обращать внимания на так называемую свободную прессу. В своих донесениях Государю он не допускал ни слова осуждения или неудовольствия против кайзера. Например, он писал так: «Перед обедом Император подошел ко мне и стал выражать негодование на тон наших газет, особенно газеты “Новое время”. Мне кажется, что не следует придавать значения постоянным сетованиям Императора на нашу прессу; эти вспышки проходят зачастую весьма скоро и дают место другим впечатлениям».

Кайзер быстро оценил необычайную доброту и терпение русского генерала и стал относиться к нему с особым доверием. Генерал Ламбсдорф, флигель-адъютант императора Вильгельма, писал в своих воспоминаниях, изданных в Берлине в 1937 году: «Кайзер был настолько высокого мнения о Татищеве, что при разных удобных случаях вел с русским долгие доверительные беседы». Русский министр Сергей Витте отмечал, что Илья Леонидович был «очень любим Императором Вильгельмом, также к нему благоволит и наш Государь». А иностранные дипломаты на встречах с кайзером удивлялись, как он буквально «изливал свое внимание на русского придворного военного».

Где бы ни появлялся Илья Татищев, он приносил с собой мир. Его «чудное, полное доброты и света лицо», как писал о нем Александр Карамзин, источало покой. И он был миротворцем не только в своем ближайшем окружении, но и в отношениях между державами. Благодаря его участию не раз улаживались недоразумения между Германией и Россией.

Например, в 1910 году Татищеву удалось угасить конфликт, возникший из-за российских маневров в Красном селе. На этих маневрах отрабатывалась ситуация, носившая условное название «Германия и Швеция ведут войну против России». Капитан Пауль Хинце, представитель Вильгельма II при русском Дворе, написал кайзеру, что это «не только грубое нарушение правил хорошего тона, но и выражение истинных намерений России», то есть того, что Россия готовится к войне против Германии. Кайзер был в ярости. Уладить этот конфликт было поручено генералу Татищеву. С большим самоотвержением и терпением Илья Леонидович в течение нескольких встреч с немецкими генералами, в частности с генералом Плессеном, убеждал их, что Россия не желает войны, что Государь Николай II «искренне сожалеет о недоразумении на маневрах, и что виновный получит строгий выговор». Генерал Татищев говорил настолько искренне и убедительно, весь его облик дышал таким благородством и миром, что все подозрения генералов развеялись, и они доложили кайзеру, что Россия и не думает о войне.

Между тем, Пауль Хинце продолжал посылать кайзеру «тревожные сообщения» по поводу русских военных реформ, якобы свидетельствующих о подготовке к войне с Германией. И можно себе представить, какое действие оказывали эти донесения на вспыльчивого немецкого императора. Генерал Татищев, однако, продолжал настаивать, что Россия занимается реорганизацией вооруженных сил после поражения в войне с Японией и ни в какой новой войне участвовать не собирается. Спокойный тон, достойное поведение Ильи Татищева и, конечно, его горячая молитва принесли благие плоды. Ему удалось убедить и немецких генералов, и кайзера в том, что Хинце пользуется недостоверными источниками информации.

Самым удивительным было то, что кайзер, при всей своей подозрительности, больше верил русскому генералу, чем своему атташе. Он не мог не верить Илье Татищеву, зная его исключительную честность и порядочность. В итоге Пауль Хинце, сеявший вражду между двумя державами, был досрочно отозван из Санкт-Петербурга. Генерал Ламбсдорф изумлялся этому и писал, что он не мог поверить, что самый выдающийся немецкий разведчик, «лучший военный атташе, который когда-либо был у императора Вильгельма», снят с должности.

Генерал Татищев продолжал свое служение и, конечно, часто молился о своем Государе и о Родине. В 1912 году ему удалось предотвратить конфликт между Россией и Австро-Венгрией. Во время 1‑й Балканской войны Австрия сосредоточила крупные военные силы на сербской границе, а также на российской на случай, если Россия вступится за Сербию. Германия подстрекала Австрию на вооруженное выступление. Вильгельм II убеждал наследника австрийского престола Франца Фердинанда, что наступил удобный момент для общеевропейской войны. Он писал: «Почему мы должны откладывать войну? Для того, чтобы позволить России подготовиться к ней? Нет, пусть война начнется теперь же, когда Россия, Франция и Англия находятся в затруднении». Таким образом, в 1912 году над Россией нависла серьезная угроза: к войне она была не готова и стояла на грани дипломатического поражения.

В этой ситуации Татищев, по заданию Государя, совершил «демарш». Полный бесстрашия и любви к Отчизне, с верой в помощь Божию он отправился к кайзеру и самым твердым, спокойным и убедительным тоном сообщил, что если Австрия не отведет свои войска от русской границы, Царь Николай II намерен начать мобилизацию двух приграничных военных округов, то есть подвести русские войска к границе с Австрией. Это была тонкая дипломатическая игра, основанная на прекрасном знании международной обстановки и психологии людей. Речь генерала произвела на кайзера потрясающее впечатление. В тот же день он с тревогой спросил у русского посла Сергея Свербеева: «А чего добивался Татищев своим демаршем?» Посол уклонился от ответа. По поводу «демарша» Татищева началась оживленная переписка между Германией, Австрией и Англией. В результате было решено, что Австрии необходимо «действовать с большей осмотрительностью», и она отвела свои войска от русской границы. Таким образом, в тот период удалось предотвратить войну. И хочется верить, что как тогда Илья Татищев своими мудростью, дипломатичностью и терпением добился мира между державами, так и теперь он молится о мире в нашем Отечестве. 

Генерал Татищев делал все возможное, чтобы угасить любую вражду между Россией и Германией, использовал для этого все таланты, данные ему Богом. В числе прочих обязанностей ему было доверено заниматься политической разведкой. Как говорит один историк, «в каждой стране и в каждом языке термин “военный атташе” является синонимом слова “разведчик”». И генерал Татищев из послушания своему Государю исполнял и это непростое служение весьма искусно, проявляя редкую дальновидность. Его донесения, как говорят современные историки, это политическая разведка самого высокого класса. Он был талантливым аналитиком, многое замечал, сопоставлял, и, как говорил генерал Ламбсдорф, ему «было достаточно даже самой малости намека», чтобы уловить суть событий.

Например, в 1910 году в Берлине открылась выставка картин французских живописцев, и генерал Татищев в своих отчетах написал Государю об этой выставке довольно подробно. Казалось бы, обычная выставка. Зачем же было уделять ей столько внимания? Дело в том, что во время нее особых почестей от кайзера удостоился французский экономист Рош, и Илья Леонидович заметил, что после встречи с ним кайзер «был очень в духе». Татищев знал, что Рош был сторонником франко-германского сближения, и предупредил Государя Николая II о том, что французские капиталы скоро будут «обслуживать германские интересы». Таким образом, просто присутствуя на выставке картин, Татищев сразу понял, что происходит и как это коснется его Родины.  

Кроме дальновидности, его донесения поражают благородством оценок и благожелательностью тона. Говоря о людях, Татищев никогда никого не осуждал. Ни в одном из его отчетов нет даже и тени осуждения! О каждом человеке он отзывался с уважением и деликатностью. И вот несколько примеров из его донесений:

«Граф Дона человек в высшей степени порядочный, характера приятного и веселого, лучшего человека в свите Императора нет, и нельзя было выбрать человека более подходящего для почетной и доверенной должности, на которую он назначен».

«Будущий Албанский князь, принц Вид, – человек очень симпатичный и скромный. О каких-либо выдающихся способностях его я не слыхал, а на авантюриста он не похож, и потому непонятно, на каком основании он согласился сделаться Албанским князем».

«Президент Рейхстага Граф Шверин-Ловицы имеет репутацию умного, дельного и справедливого человека и умелого председателя».

Так же почтительно, с уважением Татищев писал и о немецком народе вообще. Например:

 «Немецкие солдаты очень хорошо обучены и очень развиты».

«Я присутствовал при наводке понтонного моста. Работа происходила с таким спокойствием и такой тишиной, на которую способны одни только немцы со своим аккуратным характером и настойчивостью».

Среди дипломатов того времени редко можно было встретить такую доброжелательность. Так, представители кайзера Вильгельма II при русском дворе часто в своих донесениях выражали презрение и к русскому народу в целом, и к отдельным его представителям.

О русских государственных деятелях немецкие дипломаты отзывались так: «Столыпин — фанатичный великоросс». «Сергей Михайлович не может похвастаться большой симпатией со стороны людей». «Из всех великих князей в военных кругах больше всего боятся Николая Николаевича из-за его резкости и бесцеремонности»; с Царем он обращается, «как сапожник», и на военных маневрах «постоянно ведет царя туда, где нечего смотреть». О русском народе немецкие атташе писали, что он застыл в «инфантильной стадии» и отличается тщеславием и ленью. Один из атташе писал: «Я раз за разом возвращаюсь к сравнению русских с детьми или, если угодно, с дикарями».

Подобные оценки невозможно встретить в отчетах генерала Татищева. Его сердце было исполнено любви, и он никогда не допускал осуждения и насмешек, даже если речь шла о людях, враждебно настроенных к России. Он был горячим патриотом, но всегда помнил о заповеди: Не осуждайте (Лк. 6, 37). Благодаря этому его отчеты были наиболее объективны и беспристрастны. Так, даже в служении разведчика он был миротворцем.

При всех своих многообразных обязанностях Илья Леонидович никогда не оставлял главного дела христианина – с детства он был приучен к молитве, и, даже будучи на военной службе, регулярно посещал храм. Его современникам запомнился такой случай. В 1907 году у посла в Германии графа Остен-Сакена умерла жена, и генерал Татищев приходил в посольский храм молиться над телом усопшей. Илья Леонидович днем был занят, поэтому читать псалтирь мог только поздно вечером или ночью. Однажды в полночь на смену Татищеву в церковь пришла баронесса В., про которую было известно, что она увлекалась спиритизмом и оккультными танцами.  Генерал Татищев обратил внимание, что баронесса принесла с собой какой-то пакет и старалась держать его так, чтобы никто его не заметил. Тогда Татищев решил проследить за ней. Он вышел, а через несколько минут заглянул в церковь и увидел, что баронесса уже переоделась в цветные одеяния и готова начать ритуальный танец вокруг гроба. Илья Леонидович с трудом уговорил ее выйти из церкви и поехать домой, а сам вместо баронессы остался ночью читать псалтирь по усопшей.

Генерал Татищев также находил время помогать Церкви. С молодых лет он состоял в Свято-Князь-Владимирском братстве, а во время службы в Германии стал его вице-председателем и очень много сделал для возрождения православия на немецкой земле. В Германии его запомнили не только как придворного и военного, но и как храмоздателя. При его участии в разных уголках страны открылись православные храмы. До сих пор в Лейпциге действует Свято-Алексиевская церковь, освященная в 1913 году; на мемориальной доске храма значится имя Ильи Татищева, который был одним из его ктиторов. По инициативе генерала Татищева началось также проектирование собора святого Андрея Первозванного в Берлине, который, однако, не был построен из-за начавшейся Первой мировой войны. 

Летом 1914 года после убийства в Сербии эрцгерцога Франца Фердинанда Австро-Венгрия и Германия начали стремительно готовиться к войне. Генерал Татищев в это время находился в отпуске в Санкт‑Петербурге. 17 июля, то есть за два дня до начала войны, Государь Николай II собирался послать Татищева к кайзеру с миротворческим письмом. Он писал: «Дорогой Вилли. Посылаю к тебе Татищева с этим письмом. Он будет в состоянии дать тебе более подробные объяснения, чем я могу это сделать в этих строках. К тебе, союзнику Австрии, я обращаюсь, как к посреднику, в целях сохранения мира». Вильгельм ждал генерала Татищева. Русский офицер Михаил Лемке, находившийся в это время в Германии, вспоминал: «До последнего момента наша дипломатическая миссия в Берлине не знала, будет ли объявлена война. Вильгельм ждал, что вернется Татищев, который уехал на Пасху в Петербург. Вильгельм все надеялся, что Татищев вот-вот привезет ему письмо от Николая II и все обойдется благополучно».

По воспоминаниям русского посла Сергея Свербеева, в день накануне войны государственный секретарь фон Ягов, крайне взволнованный, несколько раз спрашивал его, вернулся ли Татищев. Видимо, несмотря на сильное желание развязать войну, кайзер все же колебался и именно с Татищевым хотел обсудить сложившуюся ситуацию. Однако генерал Татищев в Берлин так и не приехал. Зарубежные историки уделяли большое внимание его несостоявшейся поездке и задавали риторический вопрос: «Куда же пропал Татищев?» Они считали, что ему «воспрепятствовал уехать министр иностранных дел Сазонов» и что если бы ему позволено было все же отправиться в Берлин, то его миротворческие способности, возможно, помогли бы вновь отсрочить войну. Американский историк Сидней Фэй поэтому назвал генерала Татищева «посланцем мира».

С началом Первой мировой войны служба генерала Татищева в Германии завершилась. В течение следующих лет он продолжал служить своему Государю, вплоть до Февральской революции, после которой подал в отставку. Илья Леонидович сердцем чувствовал бесчестность новой власти и оставаться у нее на службе считал противным своей совести. «Ходатайствую об увольнении меня от службы», – написал он в прошении, которое было удовлетворено.

А вскоре он был призван Государем разделить с ним скорби заключения. Император обратился к генералу Татищеву после того, как несколько его бывших придворных отказались поехать с ним в Тобольск. Брат графини Анастасии Гендриковой писал, что в это время Илья Леонидович находился в Петрограде у одра тяжело больной матери, которая была при смерти. «Тем не менее, когда его спросили, согласен ли он сопровождать Царскую семью в Тобольск, он ответил, что если это желание Государя, то не может быть вопроса об его согласии или несогласии», – писал граф Гендриков. Глубокая вера и высокое нравственное чувство генерала Татищева не позволили ему отказать в поддержке Императору «в такую тяжелую минуту». Илья Леонидович прекрасно сознавал все последствия своего решения. Как гениальный политик, он ясно видел, что Россию ждут великие скорби и в первую очередь Императора и его приближенных. И генерал Татищев сознательно, со спокойствием мученика, даже «с глубокой радостью», как писали о нем, вступил на скорбный путь.

Не по обязанности, а по доброй воле он совершил этот поступок. Ведь он не принадлежал двору бывшего монарха, не был связан с ним обязательствами. И неслучайно предложение Государя сначала вызвало у него удивление. Полковник Кобылинский вспоминал, что Татищев, когда ему было предложено разделить судьбу Царской семьи, сказал: «Меня это удивило: ведь я не придворный. Но раз Государь желает этого, я ни на минуту не сомневаюсь, что мой долг исполнить волю моего Государя». Это был выбор подлинного христианина: генерал Татищев решительно взял свой крест и приготовился разделить с Царской семьей все скорби, даже до смерти.

В Тобольске Илья Леонидович стал одним из самых близких людей для Царской семьи, «всеобщим любимцем», как писали о нем в воспоминаниях. Часто он сопровождал Государя на прогулках, пилил вместе с ним дрова, по вечерам читал вслух Царской семье. Его общество всех утешало и умиротворяло. Не раз ему случалось угашать споры и примирять между собой придворных.

Вместе с князем Василием Долгоруковым генерал Татищев делал все возможное, чтобы облегчить жизнь узников. По шутливому выражению Государя, они составили «комиссию для ведения дел общежития», то есть взяли на себя все заботы о Царской семье. Когда недоставало средств, Илья Татищев занимал деньги у состоятельных горожан.

Государь и его семья относились к Татищеву с бесконечным доверием, любили его и простые горожане Тобольска. Например, зубной врач Мария Рендель и ее сын Лазарь запомнили его как человека доброго, который во всем видел светлую сторону. В то время как другие ссыльные с трудом переносили жизнь в Тобольске и называли его унылым городом, Татищев не терял духа благодарности и радовался красоте природы, восхищался прекрасным сибирским небом. Лазарь Рендель говорил, что Татищев своим обликом и поведением напоминал ему Дон Кихота. Сравнение это было метким. Илья Татищев в любых обстоятельствах сохранял рыцарское благородство и величие души: вращаясь в светском обществе, он был далек от интриг и сплетен, и находясь в униженном положении ссыльного, вел себя достойно, не теряя мира и благодушия.

Интересен и такой факт из биографии Ильи Леонидовича: всю свою жизнь он оставался верен одной любви. Еще в юности он полюбил княгиню Наталью Оржевскую, которая, по отзывам современников, была «святой женщиной», посвятившей себя делам милосердия. Однако она вышла замуж за другого, и Илья Татищев уже не создавал семьи, предпочитая всю жизнь оставаться одиноким.

В Тобольске к Илье Леонидовичу хорошо относился даже такой человек как комиссар Родионов, начальник охраны Царской семьи. Для этого человека не было ничего святого: он обыскивал монахинь, приходивших петь службы для узников, запрещал великим княжнам закрывать на ночь свои комнаты. Однако к генералу Татищеву комиссар относился с почтением. При первой встрече с ним Родионов сказал, что видел его в Берлине и запомнил как хорошего человека, который не имел презрения к людям. Он спросил Илью Леонидовича, не нужна ли ему какая-нибудь помощь. Татищев ответил: «У меня есть одна просьба». О чем же попросил пожилой узник 60‑ти лет? Об улучшении условий? О лечении или встрече с родными? Нет. Он сказал: «Я прошу, чтобы меня не отделяли от Государя, чтобы мне позволили остаться с ним, что бы ни случилось».

Поразительна главная просьба генерала Татищева, выражавшая его жизненную позицию и нравственный выбор: готовность следовать за отверженным императором до конца и пострадать вместе с ним. О своем заветном желании Татищев говорил и Пьеру Жильяру: «Я знаю, что не выйду из этого живым. Я молю Бога только об одном – чтобы меня не разлучали с Государем и дали мне умереть вместе с ним».

Он отправился вслед за Государем и в Екатеринбург, несмотря на предупреждение, что будет арестован. Действительно, как только он прибыл в город, его сразу отправили в тюрьму. Здесь Татищев оставался таким, как и прежде: исполненным мира и упования на Бога. Переступив порог тюрьмы, он спокойно и кротко сказал своему товарищу по заключению, камердинеру Волкову: «Вот, Алексей Андреевич, правду говорят: от сумы да от тюрьмы никто не отказывайся».

Генерал Татищев не страшился смерти – он был готов к ней и находил в себе силы не только переносить все безропотно и мужественно, но и поддерживать других заключенных, говорить им слова ободрения, внушать надежду на лучшее. В тюрьме его поддерживала молитва и знание наизусть Евангелия. А однажды, по просьбе настоятельницы Ново-Тихвинского монастыря игумении Магдалины, навещавшей заключенного епископа Гермогена, в тюрьме было совершено богослужение. На этой службе присутствовали многие заключенные, в том числе, конечно, и генерал Татищев. Начальник тюрьмы Михаил Кабанов вспоминал: «Принесли облачение, крест, Евангелие, кадило, воду, причащенье. Из некоторых камер выпустили заключенных. Молебен был отслужен, целовали крест, причащались. Об этом, конечно, никто не знал. Молились и князья».

Вероятно, это было последнее причастие в жизни генерала Ильи Татищева. 10 июня генерал Татищев и князь Долгоруков были увезены чекистами из тюрьмы и расстреляны за Ивановским кладбищем. Начальник тюрьмы Михаил Кабанов писал в своих воспоминаниях, что их останки были найдены и погребены сестрами Ново-Тихвинского монастыря.

Всю свою жизнь Илья Леонидович Татищев посвятил служению Богу и ближним. И везде, где бы он ни оказывался, он был подлинным миротворцем. Так называли его многие. По словам русского полковника Федора Винберга, революции в России могло бы не быть, если бы у русского Царя «было больше таких дворян, как Татищев». И будем верить, что и сейчас Илья Татищев предстоит у Престола Божия как миротворец, и по его молитвам будут преумножаться мир и любовь в нашем Отечестве и Церкви.

 

Смотрите также:

«Они стали последними, кто оказал помощь Царской семье»: доклад игумении Домники на конференции «Церковь. Богословие. История»