О служении Богу, о терпении до конца, терпении ради Царствия небесного рассказал протоиерей Георгий Скала в своем слове проповеди за Божественной литургией в престольный праздник храма во имя Стефана Великопермского.
Отец Георгий, возглавлявший этот приход с 1997 по 2011 годы, рассказал поучительную историю, которая произошла с ним, когда он еще не был священником.
— Здесь сердце наше незримо почивает, и сюда стремится каждый из нас и здесь находит своих родных и близких по духу. В эти времена я еще не был тогда ни священником, ни диаконом; у меня был друг протодиакон отец Димитрий, родной брат нашего отца Николая (протоиерей Николай Тарантин служил настоятелем храма Стефана Великопермского с 2011 по 2021 годы – прим. ред.). И он повез меня однажды в Пермь к своему папе, ныне покойному протодиакону Александру в гости и показал мне кафедральный пермский собор, который в ту пору был музеем. Показал мне Царские врата, на которых был распят новомученик Андроник, епископ. Он рассказал мне историю этого архиерея, показал то место, где зимой на Каме его макали в этот страшный прорубь; и так подробно мне рассказывали прихожане о том, как низкорослые красноармейцы наматывали на штыки его великолепные кудри. А он был не хрупким человеком, большим, крупным — не только душой, но благороден, так воспитали. И он снисходительно смотрел на них, не призирал их, не ненавидел их, он не искал оправданий в сердце своем, что он праведник, а они грешники. Он произносил про себя, вероятно, молитву мытаря: «Боже, буди мне грешному». Андроник, святитель Пермский, пострадал практически в одно время со святителем Владимиром (Богоявленским), митрополитом Киевским, которому выстрелили в спину в том момент, когда он только отвернулся к своей пастве, чтобы подбодрить своим взглядом, своим словом – в это время выстрелили подло в спину.
Тогда я задумался: где они берут такую силу, чтобы своих собственных врагов, тех, кто тебя убивает и мучает, не ненавидеть? Откуда эта сила берется? Я думал тогда, что это простому человеку не дано.
Владыка Мелхиседек рукополагал при мне многих, и я все время смотрел и умилялся, когда архиерей наклонялся над новоначальным и произносил тайное слово; он произносил нечто, что человек должен был запомнить на всю жизнь, что станет его девизом, вдохновением, основополагающей мыслью в его искании Царствия небесного, в служении Матери Церкви.
Я тогда думал: как долго владыка говорит, наверное, счастливые те, кто рукополагается, им наверное сообщается нечто, что меняет их жизнь. Я надеялся: вот меня тоже будут рукополагать и мне владыка откроет такую тайну, которую я никогда бы даже и подумать, и помыслить не мог.
Я наклоняюсь над престолом, естественно, с полными глазами слез — и страх, и трепет — и жду от владыки Мелхиседека (а он человек весьма образованный, такой глубокой духовной мысли, такого содержания – таких единицы на земле, вероятно). Он наклоняется надо мной и очень кратко мне говорит: «Служи, отец».
Если бы я не стоял на коленях в это время, я упал бы, но я держался за престол двумя ручками и у меня закружилась голова. Думаю: вот грешник-то пришел, ничего я больше не могу, и не достоин больше ничего. Нет бы подумать: даже ангелы называются служебными духами, и что служить в Церкви, служить священнику – это есть высшее, что дано человеку на земле. А я тогда расстроился. Вот фарисей-то где жил, вот где он прятался в сердце! Почему другим так много было сказано, такие наставления были даны, такие перед ними задачи поставлены, а передо мной: ну, служи?
Если бы не случай, который произошел через много лет, я бы, может быть, и не вспомнил с таким откровением и с такой болью в сердце эти слова. Но однажды случилось так, что мы приехали в Лавру по делам, и мой друг, тогда иеромонах Троице-Сергиевой Лавры, теперь – архиепископ Горноалтайский Каллистрат, прибежал ко мне и говорит: «Георгий, у тебя есть исключительная возможность, я договорился со старцем, он может тебя поисповедовать. Хочешь?» Старец, которого знает вся Россия! Что делать? Одновременно и страшно и думаю: все – это последняя твоя исповедь, дорогой батюшка, а одновременно хочется хотя бы постоять рядом со святым.
Я захожу в храм трапезный, захожу в алтарь; я там далеко не свой – там свое духовенство, все друг друга знают, а на меня так поглядывают: кто такой пришел? Я стороночкой, мне говорят: «Становитесь здесь – к вам сейчас выйдет отец». Выходит старец, конечно же, лицо его все знают. И само собой — иногда человек себя понуждает встать на колени, а здесь как будто родился так – сразу же на коленочки. И вот я начинаю говорить, но, как мы обычно исповедуемся, так не получается: куда-то фарисей сразу спрятался, куда-то он убежал из сердца, а мытарь проснулся – ничего сказать не могу, реву и говорю: «Грешный, ничего во мне хорошего нет, ничего доброго не сделал, гадкий, подлый, жадный» — и только одно думаю, что он сейчас скажет: «Снимай крест, дорогой мой, положи на престол, молодец, и иди давай с Богом». Все, я был готов к этому. Весь подрясник намок от слез. Но, только смотрю боковым зрением, а он тоже на коленях рядом со мной стоит, и крестится, и крестится. И как вы думаете, что он мне сказал, когда разрешал, прочитывал надо мной молитву? – «Служи, отец!»
С тех пор дороже этих слов нет. Это самые простые и самые высокие слова, которые сказал мне владыка Мелхиседек, напутствуя мою жизнь. Престолу здесь уже 30 лет и я тоже уже служу скоро 30 лет.
Возвращаясь к началу своей проповеди, отец Георгий отметил, что еще тогда, в молодости, знакомясь с подвигом святителя Андроника, епископа Пермского, он понимал, что терпение новомучеников отличается от терпения нас, обычных, современных людей.
— И когда меня рукополагали – понял, что это такое. Терпение святые отцы возвели в ранг искусства. Можно терпеть что угодно. Мы все терпеливые. Вот человек терпит – терпит, и все хуже ему, и он либо озлобится, либо падет духом, расстроится, совершенно потеряет всякую хватку в жизни. А другой, наоборот, хитрей станет, ловчей, изворотливей. Ни тот, ни другой путь нельзя назвать христианским, но тот, кто терпит ради Христа и со Христом, тот даже в самом ничтожном делании совершает домостроительство Божие. Кто в самых простых обыденных вещах – в службе по дому, уходе за детьми, за стариками, в храме на свечнице, пол моет – он делает дело Божие и извлекает для себя несомненную пользу, он спасается – вот что есть терпение христианское. И сказано: претерпевый до конца – спасен будет.
«Я не могу, Господи, у меня больше нет сил, помоги мне» — вот это искусство святых отцов, и только этим они от нас и отличаются. На их долю выпадало и больше скорбей, чем нам, кажется, выпадает. Но мы терпим от безвыходности, опускаем руки, а они терпят и говорят: «Раз мы терпим, значит, Господь дает нам сил; если мы живем до сих пор, значит, есть цель впереди какая-то важная, к которой нас Господь препровождает – Царствие небесное».
