Что можно сказать об этой женщине: пережившей так много на своем веку?
Она была не очень красива, даже дурнушка. Но, тем не менее готовилась
стать первой выборной царицей. А вместо этого – насильственный постриг и
ее, личный, и ее мужа. А дальше – ссылка, постоянный страх за детей,
вечная разлука с мужем. Другая бы на ее месте сломалась, перестала бы
бороться, сопротивляться. Но красоту лица ей заменили ум, характер,
воля. И в Смутное время она уберегла сына, благословив его на царство.
Так что ей все равно было суждено стать “первой” – матерью первого царя
новой династии. В народе говорили, что именно она управляет Россией, и
за глаза называли “царицей”. И это истинная правда. Да и какое
образование, какую государственную подготовку мог получить Михаил, когда
каждый день – как битва за спасение жизни. Так что монахиня Марфа
управляла страной, и очень удачно.
Но было бы странно считать ее идеалом. Как все женщины, в одиночестве
воспитывающие сыновей, она была привязана к Михаилу, что называется
“паталогически”, не желая делить сына с другой женщиной. Она едва не
сделала сына несчастным, уничтожив его помолвку с Марией Хлоповой. Это
стало началом прохладных отношений сына и матери. Ее пример – назидание
многим современным свекровям. “Родители, не раздражайте детей!” – будем
всегда помнить слова Апостола.
И все же, несмотря на пережитое, которое могло бы сделать сердце
железным, глухим к страданиям, Великая старица Марфа осталась истинной
христианкой, умеющей прощать врагов. Вспомним ее отношение к несчастной
царевне Ксении Годуновой, в иночестве Ольги. Она постаралась утроить
жизнь дочери самого лютого врага ее семьи – Бориса Годунова. “Блаженны
милостивые!”
Она смирилась и со второй ролью, когда из ссылки вернулся ее супруг,
митрополит Филарет. Она не стала спорить и когда ее заслуги по
восстановлению страны после Смутного времени стали приписывать супругу,
Патриарху и соправителю сына. И это тоже – качество истинного
христианина. Вот такой она была, Великая старица Марфа: и властной, и
любящей, и милостивой.
Инокиня Марфа…
В будние дни в усыпальнице бояр Романовых тихо. Людей не так много. А кто приходит, вход в Усыпальницу боковой, через церковную лавку, и многие следуют мимо одного надгробия. Пока непрезентабельная табличка скажет проходящему, если он обратит внимание, о том, что здесь покоится Великая государыня инокиня Марфа. Именно об этой женщине, сыгравшей такую важную роль в истории нашей страны, мы и хотим рассказать. Ее фигура очень часто забывается. Как бы двое самых родных ей мужчин ( сын и муж) ее закрывают. Они как бы немного затерялась в их значимости и важности. Но все же ее роль и ее значение, действия были велики. Только вдумайтесь, на протяжении шести лет правления своего юного сына она была соправительницей, именно великой государыней. Она творили свою политику и свою идеологию по женские , может быть, не так явно и не так наглядно. Был 17 век, были такие нравы. Именно инокиня Марфа благословляет на царствование своего сына. Последнее – ее слово. Оно таким и остается в истории. А если бы смалодушествовала, побоялась, материнские чувства взяли вверх… То тогда, как и было сказано, могло это Русь ввергнуть еще в большую смуту. Хотя большее уже трудно было предположить. Итак, кем же была великая государыня инокиня Марфа.
Марфа Ивановна, в миру Ксения Ивановна Шестова происходила из рода Шестовых, и была дочерью дворянина Ивана Васильевича Шестова. Боярский род Шестовых вел свое начало от одного предка с боярами Морозовыми. Шестовы были сравнительно незнатного рода, но располагали крупными земельными вотчинами, главным образом в Костромском уезде. Отец Ксении Ивановны Иван Васильевич Шестов по разрядным книгам, показан полковым головой.
Год рождения Ксении Ивановны не известен, а время вступления ее в брак определяется около 1585 года. Она вышла замуж за одного из самых красивых мужчин тогдашней Москвы. Ее портрет запомнился нам всем со страниц еще школьных учебников. На нас сморит властная, совсем не обаятельная. И не красивая женщина с посохом. Пальцы ее унизаны перстнями. И взгляд пугающий. Наверное, этот портрет, который сделан намного позже, все же нам немного утрировано преподносит образ этой женщины. Но черты властности, строгости, уверенности в нем просматриваются четко. У историков есть предположение, что Ксения Иоанновна участвовала в заговоре, в том деле о корешках. Но это только предположение. Пока явных доказательств тому в исторических документах четко нет. Она рожала детей, но они умирали в младенчестве.
Ее имя становится известным в истории, собственно говоря, со времени ее ссылки и пострижения по делу Романовых. При постриге она получила имя Марфы и была сослана, отдельно от своего мужа в Толвуйский погост Обонежсой пятины Новгородской области. Ссылка отняла у нее и сына Михаила и ее малолетнюю дочь Татьяну Феодоровну, которая была сослана с тетками на Белоозеро.
Марфа Иоанновна в ссылке подверглась обычным лишениям ссыльных в то время, но особенно тяготила ее разлука с мужем и детьми, с которыми она не могла даже вследствие строгого запрещения переписываться, и вообще получать от них или хотя бы только о них какие-либо известия. Отсутствие сношений с внешним миром было одним из главных условий заключения и ссылки Романовых.
Несмотря, однако, на угрозы серьезным наказанием всем тем лицам, которые рискнули бы войти в сношения с заключенными, Марфа Ивановна получала сведения о своем муже и, вероятно, о своих детях. Население на месте ссылки Марфы Ивановны сочувственно относилось к ее положению; особенно хорошо отнесся к ней поп Ермолай Герасимов. Впоследствии поп Герасим и его семья была облагоденствована царской милостью.
Из ссылки Марфа Ивановна была возвращена одновременно со всеми Романовыми – после вступления на престол Лжедмитрия. Она тут же поспешила к своему семейству и поселилась вместе с Михаилом Феодоровичем в городе Ростове, где Филарет Никитич был в это время митрополитом. Но вскоре Филарет Никитич был захвачен в плен шайкой тушинцев и отведен в Тушино к Тушинскому вору. После его пленения, не считая для себя удобным оставаться в Ростове, Марфа Ивановна с Михаилом Феодоровием перебралась в Москву, где ей было легко найти себе опору и защиту в лице Ивана Никитича Романова.
Во время осады поляков в Китай-городе и Кремле Марфа Иоанновна вместе с Иваном Никитичем Романовым и Михаилом Феодоровичем находилась в Московском Кремле. Поляки с одной стороны дорожили этими лицами, как заложниками. Только через месяц, после сдачи польского гарнизона Марфа Ивановна вместе с Михаилом Феодоровичем выехала из Кремля и тотчас же отправилась в Кострому, где у нее были свои вотчины, село Домнино. Там можно было найти покойное место жительства за крепкими стенами любимого ею Ипатьевского монастыря, в котором были и особые кельи для ее помещения с сыном.
Освобождение Москвы от поляков далеко не означало успокоения государства. Продолжалось прежнее» шатанье» всей земли. Между тем, Костромской край меньше других русских областей подвергся опустошению во время смуты, и там было спокойнее, чем в других областях московского государства.
Марфа Иоанновна очень не долго пробыла в Костроме. Уже 14-го марта 1613 года Марфа Иоанновна, согласившись на уговоры прибывшего из Москвы посольства от избирательного собора, благословила своего сына на царство и отбыла вместе с ним в Москву.
Во время переговоров с посольством Марфа Иоанновна обнаружила прекрасное понимание тогдашнего политического положения и выказала значительный государственный ум. Когда посольство прибыло в Кострому и объявило об избрании Михаила Феодоровича на царство, то и он сначала отказывался от предлагаемого престола, и мать его отказывалась благословить сына на царство. Марфа Иоанновна, отказываясь благословить сына говорила: «У сына моего и в мыслях на таких великих преславных государствах быть государем: он не в совершенных летах, а московского государства всяких чинов люди по грехам измалодушечались, дав свои души прежним государям, не прямо служили»… И она перечисляла подробно все измены московских людей своим выборным государям, бывшие в последнее время, начиная с Бориса Годунова. «Видя такие клятвопреступления, позор, убийство и поругания, -говорила она, – как быть на Московском Государстве и прирожденному государю ГОСУДАРЕМ?». Отказ от избрания был в Московском государстве обычной формой ответа на избрание. Но в отказе Марфы Иоанновны надо отметить мотивы отказа. Эти мотивы показывают, насколько правильно оценивала она действительное положение дел в Московском государстве. В ее ответе очень мало говорится о «недостоинстве» Михаила Феодоровича сесть на престол «таких преславных государств»; только между прочим указывает она на его малолетство, центр же тяжести ее отказа лежит в указании на крайнюю тяжесть управления государством при тогдашнем положении дел. Понимая крайнюю расстроенность государства, и моральную, и материальную, молодой царь и его мать не спешили на своем пути в Москву. Она прекрасно понимала, что во время всеобще «шатости» нужно восстановление прежнего могущества потрясенного государства.
Отбыв из Костромы 19 марта Михаил Феодорович с матерью по прибытии 21 числа того же месяца в Ярославль, там остановились. Прежде чем двигаться в дальнейший путь, была послана грамота к продолжавшему еще заседать в Москве собору. В этой грамоте Михаил Феодорович писал: «И вам бы, боярам нашим и всяким людям на чем нам крест целовали, и души свои дали, стоять в крепости разума, безо всякого позабывания НАМ СЛУЖИТЬ, ПРЯМИТЬ, воров царским именем не называть, грабежей бы у вас на Москве и по городам и по дорогам не было; быть вам между собою В СОЕДИНЕИИ ЛЮБВИ ; на чем ВЫ НАМ ДУШИ СВОИ ДАЛИ и КРЕСТ ЦЕЛОВАЛИ, – на том бы и СТОЯЛИ, а МЫ вас за вашу ПРАВДУ и СЛУЖБУ рады жаловать».
16-го апреля выступил царь из Ярославля в дальнейший поход. 17 апреля он прибыл в Ростов, откуда писал в Москву собору жалобы на всевозможные недостатки. «А идем медленно, затем, что подвод мало и служилые люди худы: стрельцы, казаки и дворовые люди многие идут пешком». В этом пути неисправность служилых людей особенно сердила царя и его мать, так как они видели в не « кривизну» московских людей, столь неохотно шедших на службу к вновь избранному царю. Жалуясь на это « неисправление», царь вместе с тем отдал распоряжение о приготовлении для него и его матери соответственных их сану помещений. Для себя царь приказывал изготовить золотую палату царицы Ирины с мастерскими палатами, а для своей матери деревянные хоромы жены царя Василия Шуйского. Ответ собора на это приказание был неутешителен: собор писал, что для государя приготовлены комнаты царя Ивана и Гранотовитая палата, а для его матери хоромы в Вознесенском монастыре, где жила царица Марфа. Приготовить же к приезду царя указанные им помещения было невозможно, так палаты и хоромы стояли без кровель, и не было ни денег, ни достаточного количества плотников и лесу, для подвозки которого необходимо продолжительное время. Но царь, а скорее всего инокиня Марфа, стояли на своем. Царь вновь посылает грамоту к собору, в котором повторял свое прежнее приказание отделать к его приезду кремлевские палаты так, как он этого требовал. « По прежнему и по этому нашему указу велите устроить нам Золотую палату царицы Ирины, а матери нашей хоромы царицы Марьи; если лесу нет, то велите строить из брусяных хором царя Василия. Вы писали нам, что для матери нашей изготовили хоромы в Вознесенском монастыре, но в этих хоромах матери нашей жить не годится».
28-го апреля уже из села Троицкого царь вновь писал собору о многочисленных неисправлениях, причем подчеркивал то, что несмотря на его категорическое запрещение не принято никаких мер против казацких грабежей и разбоев на дорогах, ведущих в Москву. « Можно вам и самим знать, писал собору царь в соборной грамоте, если на Москве и под Москвой грабеж неуймутся, то какой от Бога милости надеяться? Никакие люди в Москву ни с какими товарами не поедут, дороги все затворятся, и если не будет из Москвы в города и из городов в Москву проезда, то какому добру быть?…»
Если мы присмотримся ко всем этим данным с царского пути распоряжениям, то увидим в них одну главную черту – настойчивость в своих приказаниях и стремление привести боярство к полному повиновению. Молодой царь, еще до своего торжественного въезда в стольный город и до своего коронования стремиться показать боярам и всяких чинов людям, бывших на соборе, всю полноту своей самодержавной власти. Он хочет подчеркнуть, что будучи избран на престол, он возьмет бразды правления твердой рукой и как бы заранее подготовляет к этому «измалодушничевшееся» боярство и весь московский народ.
Молодой царь ехал на свой престол с вполне определенной программой деятельности, которая наиболее соответствовала потребностям страны. Его медленный поход из Костромы в Москву имел своей целью располагать временем для внушения своей программы и всему московскому собору, с которым в будущем приходилось вместе работать над уничтожением последствий смуты.
Царский въезд в Москву состоялся 2-го мая 1613 года в воскресенье. В этот день вся Москва, всяких чинов от мала до велика вышли за город для встречи царя и его матери, которых и провожали до Успенского собора, где Михаил Феодорович вместе с матерью слушали молебен, после которого всяких чинов люди подходили к руке государя и «здравстововали его на царстве».
Вся правительственная программа и все грамоты и распоряжения, исходящие от молодого царя, конечно, в огромной мере принадлежали его матери Великой Государыне Царице Марфе Иоановне, влияние которой на ход государственных дел было очень велико. В первое время своего правления молодой царь всецело должен был подчиняться ее влиянию и первые шаги своей государственной деятельности совершать под непосредственным ее руководством. И, конечно, до самого возвращения патриарха Филарета из польского плена, т.е. до 1619 года, она была руководительницей молодого царя, и дела правления всецело зависели от нее одной. Об этом значении царицы инокини сохранилось прямое свидетельство в Псковском сказании о событиях Смутного времени и восшествии на престол Михаила Феодоровича. Там так писано: « Был царь молод, когда сел на царство, лет 18, был добр, тих, кроток, смирен и богоуветлив; всех любил, всех миловал и щедрил, во всем был подобен прежнему царю и дяде своему Феодору Ивановичу. Не было у него еще столько разуму, чтобы управлять землей; но боголюбивая мать его, инокиня великая старица Марфа правила над ним и поддерживала царство его со своим родом, ибо отец его был тогда еще в плену у короля Польского».
Действительно, по некоторым правительственным распоряжениям того времени ясно видно участие Марфы Иоановны в управлении государством. До настоящего времени сохранились правительственные распоряжения, написанные только от ее имени.
Также сохранились грамоты, относящиеся ко времени совместного управления государством Марфы Иоановны и Михаила Феодоровича. Такие грамоты начинаясь обычно таким образом. « Божией милостию, мы Великий Государь, Царь и Великий Князь Михайло Феодорович всея Руси Самодержец и мать наша Государыня Великая старица инока Марфа Иоановна пожаловали и т.д.» ( Грамота 1615 года).
По особому ходатайству и совету Марфы Иоанновны была дана в 1619 году и жалованная грамота зятю Ивана Сусанина.
Оказывая сильное влияние на ход государственных дел, Марфа Иоановна тем большим влиянием на сына должна располагать в его семейных делах. Так, несомненно, под ее влиянием, чтобы не сделал ей неприятности, Михаил Феодорович отказался от своего намерения жениться на Марии Хлоповой. Этот отказ современники объясняли только тем, что Марфа Иоанновна противилась этому браку. И в этом случае ее влияние на сына оказалось сильнее даже влияния отца, Филарета Никитича, который возвратился уже к этому времени из плена, и под непосредственным влиянием которого Хлоповы были даже возвращены из ссылки, куда они попали по ложному доносу Салтыковых.
Со времени возвращения из Польши Филарета Нититича, Марфа Иоанновна удалилась из Кремля в Вознесенский девичий монастырь и стала его игуменьей. Вследствие своего высокого положения она носила, как мы уже указывали звание « Государыни Великой старицы» и устроила в Вознесенском монастыре свой « царицын» двор, причем вместо боярынь занимали инокини, из которых наиболее близкой к царице Марфе была мать видных при московском дворе бояр Салтыковых, инокиня Евникия. Во всем остальном этот двор был устроен так же, как устраивались « по царицыному чину» дворы московских цариц в Кремле.
Удаление в монастырь не означало еще прекращение свей деятельности царицы Марфы Иоанновны. Она, будучи в монастыре, по прежнему принимала многочисленные челобитные от лиц, искавших у царя « правды» или «милости». Обо всех таких челобитных она была постоянным ходатаем перед царем и вообще правительством и очень многие льготные и жалованные грамоты были получены различными лицами именно вследствие ее ходатайств, о чем в грамотах прямо говорится.
Марфа Иоанновна обращала особое внимание на Новоспасский монастырь, в который сделала целый ряд вкладов и много помогала монастырю из своих личных средств, а в духовном завещании отписала ему свои наследственные Костромские вотчины.
Скончалась Марфа Иоанновна, как видно из записи в Новоспасском помянике и из надписи на ее могиле, 27 января 1631 года.
Юлия Стихарёва,
пресс-секретарь Московского Новоспасского монастыря
