8 сентября – память священномученика Петра Иевлева

В 1903 году по благословению епископа Екатеринбургского и Ирбитского Владимира^[21] было учреждено Попечительство о бедных воспитанницах Екатеринбургского епархиального училища. Диакон Петр Иевлев с 1904 года состоял в нем членом-соревнователем^[3]. С целью материальной помощи бедным воспитанницам попечительство осуществляло сбор средств среди служащих училища, а также среди богатых граждан города.

Служение отца Петра было многотрудным. Эконом должен был следить за сохранностью имущества училища, ежедневно выдавать провизию в назначенном количестве для стола воспитанниц; он отвечал за соблюдение чистоты и порядка в училищном доме, за исправность отопления и освещения. Кроме этого, в его обязанности входили кадровые вопросы: он подбирал подходящих людей на хозяйственные должности, следил за выполнением ими служебных обязанностей. Отец Петр принимал непосредственное участие в решении различных вопросов, связанных с содержанием здания училища. Вообще, эконом должен был заботиться обо всех текущих материальных нуждах учебного заведения. Видимо, отец Петр хорошо справлялся со своими обязанностями, поэтому на него было возложено еще одно серьезное послушание — одновременно с работой в училище он стал исполнять обязанности эконома при Архиерейском доме. На эту должность назначали ответственных и добросовестных священнослужителей, только по рекомендации Духовной Консистории. Архиерейские дома имели свои земли и угодья, недвижимое имущество, за сохранностью которых должен был следить эконом. Кроме того, он обязан был наблюдать за исправным поступлением доходов от собственности и представлять епархиальному архиерею отчет о своих действиях.

В июне 1905 года отцу Петру посчастливилось участвовать в подготовке торжества, посвященного приезду в Екатеринбург всероссийского пастыря, отца Иоанна Кронштадтского. Как эконом, отец Петр готовил для приема высокочтимого гостя помещение Архиерейского дома и Крестовую церковь при нем. Отец Иоанн прибыл в Екатеринбург 22 июня 1905 года. Свою первую Божественную литургию он совершил тотчас по приезде в Ново-Тихвинском монастыре, а на следующий день — в Крестовой церкви Архиерейского дома. Утром эта церковь уже была полна народу, в алтаре собралось духовенство, назначенное к служению, а также много иереев и диаконов, приехавших из разных уездов, чтобы увидеть служение досточтимого батюшки. Скорее всего, на этой литургии присутствовал и отец Петр. Служение отца Иоанна Кронштадтского произвело на всех сильное впечатление. Вот как описывает его молитву один из священников, служивших вместе с ним: «Как умилителен его взор, сколько смиренной покорности воле Божией и в то же время твердой надежды светится в глазах и лице батюшки! Усердное моление доводит его до высшего духовного напряжения. <…> Он весь преображается, никакой портрет не даст вам точного изображения его в этот момент. Он весь поглощен молитвою, ничего из окружающего для него не существует… Движения его… [так] быстры, энергичны, словно вся его духовная мощь стремится выйти наружу через тленную оболочку плоти. Все существо его проникнуто любовию ко Христу и со дерзновением он предстательствует перед Ним, как истинный служитель Его. <…> Приобщается дорогой батюшка с просветленным радостным лицом, приобщается с горячей любовью, с истинным желанием и надеждой, что, принимая Святые Дары, он теснейшим образом соединяется со Христом…»^[4]. В конце литургии отец Иоанн произнес проповедь, в которой говорил о необходимости стремиться к приобретению небесных вечных благ, а не земных, скоропреходящих и имеющих только временное значение для жизни человека. «Евангелие, — говорил батюшка, — теперь не в каждом доме можно встретить, оно заменено журналами, газетами и альбомами, а между тем для христиан — это книга жизни… она та пища, без которой не может быть жива душа христианина»^[5]. По окончании литургии отец Иоанн перешел в покои Его Преосвященства, где ему был предложен обед, после которого он отправился для совершения молебных пений в дома пригласивших его лиц. Организацией приема и трапезы занимался отец Петр Иевлев и, вполне возможно, что ему довелось познакомиться и пообщаться с батюшкой, которого он, конечно, почитал.

Отец Иоанн Кронштадтский пробыл в Екатеринбурге три дня, а затем отправился в Пермь.

Серьезным испытанием для отца Петра, как и для многих горожан, стали трагические события в Екатеринбурге в октябре 1905 года. В январе этого года в России началась первая революция, в ходе которой 17 октября Император Николай II подписал Высочайший манифест, в котором были провозглашены основы гражданских свобод, расширение избирательных прав и выборы в законосовещательный орган власти — Государственную Думу. Содержание Манифеста стало известно в уральской столице 18 октября. Вот как описывали этот день «Екатеринбургские епархиальные ведомости»:

«День 18 октября для жителей города Екатеринбурга начался самым обычным порядком: учащиеся собрались в учебные заведения и начали занятия, служилые люди занимались делом в конторах и канцеляриях, рабочие стояли на своих работах. Ничто не предвещало никакого изменения в этом будничном настроении, как вдруг около полудня пронеслась по городу молнией весть о первостепенной важности Высочайшем манифесте — о том, что этим Манифестом русскому народу дарованы права гражданской свободы и расширено право народного участия в законодательной работе. Вскоре появились бюллетени с текстом Манифеста. Началось усиленное движение по улицам, везде были видны взволнованные, радостные лица. На площади у Кафедрального собора, по распоряжению городского головы, [устроили] помост для служения благодарственного молебствия. В исходе 4-го часа дня в собор прибыло соборное духовенство, певчие, а на площади толпа народная с каждою минутою все росла и увеличивалась. Раздался благовест на соборной колокольне, привлекший новые массы народные, прибыли представители города, земства, суда, полиции. Духовенство в золотых облачениях с крестным ходом вышло из собора. Протодиакон громогласно прочитал Высочайший манифест, который был приветствован криками ура. <…> По удалении крестного хода в церковь на площади начались речи ораторов, приветствовавших русский народ с дарованною свободою, причем некоторые из говоривших народу лиц крайних партий позволили себе возглашать: „Долой Царя! Долой монархию!“ и этими возгласами… произвели смущение в умах многих русских людей, большинство… [из которых] не могло к тому же уяснить… сразу смысл Манифеста…»^[6].

Торжества по поводу Высочайшего манифеста были использованы большевиками для своих целей, и это обернулось трагедией. На следующий день на той же Кафедральной площади революционеры созвали многолюдный митинг, на котором пытались по-своему объяснить Манифест. Сохранились сведения, что некоторые из принимавших участие в митинге были приведены на него силой, как, например, городские торговцы, которых заставили закрыть лавки ради «празднования свободы». Обстановка на митинге была весьма напряженной, в толпе царили противоречивые настроения. Когда на трибуну поднялся Яков Свердлов, началось открытое возмущение. Вот как рассказывала об этом жена Я. М. Свердлова К. Т. Новгородцева, также бывшая революционеркой: «…едва товарищ Андрей^[7] поднялся на ящик, заменявший трибуну, из толпы раздались крики: „Бей жидов!“, погромщики начали воинственно потрясать батогами и палками… Они рвались на трибуну, к Андрею. Однако пробиться было не так просто. Вокруг трибуны сгрудились дружинники, кое у кого из них были револьверы. Грянуло несколько выстрелов…»^[8]. Большевики явились на митинг вооруженными, заранее зная, что их выступление может вызвать резкое неприятие. Торжества, начавшиеся благодарственным молебствием и крестным ходом, завершились кровопролитием. Главной трагедией стало то, что в эти события оказались втянуты дети и молодежь — учащиеся различных учебных заведений города, которые под влиянием большевиков организовали в этот день революционное шествие, приняли участие в митинге и устроили в городе погромы.

В официальном полицейском протоколе, направленном вечером того же дня на имя городского полицмейстера, так описываются эти события: «По почину учеников Уральского горного училища… учащиеся реального училища, мужской гимназии… двинулись к зданию женской гимназии, где к ним примкнули… ученицы последней. А затем толпа направилась к пансиону женской гимназии, и ученицы, бывшие в пансионе, присоединились к манифестантам. В это же время к ним примкнули ученики Художественной школы с красными знаменами, которыми они снабдили бывших в толпе других учащихся. Отсюда толпа… с пением «Марсельезы» и «Дубинушки» двинулась сначала в мужское духовное, затем в Епархиальное женское, и, наконец, в псаломщическую школу и Консисторию»^[9].

Когда возбужденная толпа учащихся подошла к Епархиальному женскому училищу, навстречу им вышли учителя, воспитатели и представители администрации. Манифестанты потребовали прекратить занятия и отпустить учащихся на площадь разделить радость и торжествовать дарованную свободу. Когда им было отказано, они ворвались в училище, силой стали выгонять детей на улицу, произвели в здании погром. Девочки были сильно испуганы, плакали и, не зная, что делать, прятались под парты. На уговоры руководства покинуть здание и не пугать детей, хулиганы кричали: «Все, все должны идти! Долой дисциплину! Долой начальство!»^[10]. Они хватали учениц за рукава и тащили их к выходу. В коридоре царил полный беспорядок, шум и плач воспитанниц, крики демонстрантов, кощунственные речи против Церкви, духовенства: «Вот эти длинноволосые, которые пьют из девочек кровь»^[11]. Учителя, подчиняясь насилию, вынуждены были отпустить некоторых старших учениц с демонстрантами и, чтобы не оставлять детей без присмотра, пошли вместе с ними.

После этого толпа двинулась к Архиерейскому дому, возле которого, не стесняясь присутствия владыки Владимира, участники шествия стали разрывать национальные знамена, топтать их ногами и кричать: «Долой царя! Да здравствует республика!» Владыка позднее вспоминал: «Я стоял у открытого окна и все видел. Тысячеголовая молодежь, наученная противообщественным волком социализма… презрению ко всякой власти, от Бога происходящей, не хотела замечать присутствия… архиерея. Видел я, что тысячи детей, как волчата бросаются на добычу, бросились на нашу церковную школу псаломщиков и регентскую школу певчих, начали угрожать, браниться, сталкивать учеников с лестницы, принуждая идти с собой»^[12].

От Консистории и псаломнической школы манифестанты, пополнившие свои ряды учащимися духовных заведений, направились по Уктусской улице на Соборную площадь, где «в это время простой народ, раздраженный речами ораторов-революционеров… пришел в ярость и бросился избивать ораторов»^[13]. Видимо, на площади манифестацию молодежи частично разогнали. Нужно заметить, что учащиеся духовных заведений в большинстве своем к этому времени уже покинули ряды демонстрантов и разошлись по домам.

С разгоном манифестации беспорядки не прекратились. Революционно настроенная молодежь в течение двух дней продолжала бушевать в городе. Разгоряченные учащиеся врывались в театры во время спектаклей, требовали прекратить представление и выгоняли публику. В одном из театров они устроили публичное издевательство над городовым, которого раздели при всех. Во время митинга, организованного ими в Земской управе, новоявленные революционеры глумились над портретом Государя. Дебош на рынке, избиение приезжих крестьян, попытки вызвать мятеж в городской тюрьме, насильственное прекращение торговли под угрозой разнесения магазинов — бесчинства обрели невиданный размах. Все это сопровождалось призывами уничтожить «последние остатки гнусного царизма»^[14], криками «Долой религию!», «Долой монархию!», «Долой церкви!». Городские власти, видимо, предпринимали слишком слабые попытки прекратить мятеж, не приводившие к существенным результатам, и тогда горожане решили сами усмирить взбунтовавшуюся молодежь. Возмущенные революционными бесчинствами люди (а таких оказалось много, особенно среди простого народа) вышли на улицы и разогнали мятежников, пустив в ход кулаки и древки красных флагов, отнятых у самих же революционеров. Во время этих столкновений несколько человек погибли.

После прекращения мятежа епископ Владимир в Екатерининском соборе произнес проповедь, в которой осудил насилие как метод разрешения социальных противоречий и призвал обе стороны к покаянию. Однако Владыка не смог сдержать возмущения действиями революционеров и назвал их «бандой», «крамольниками», «волками». Эти слова не понравились городским либералам, и в прессе началась кампания, оправдывающая поведение учащейся молодежи в эти дни и осуждающая действия горожан, противостоявших революционерам. Такую же позицию заняла и городская дума.

31 октября дума приняла постановление: оповестить Святейший Синод о недопустимых, с ее точки зрения, речах и поступках епископа Владимира. В донесении обер-прокурору сообщалось: «Екатеринбургская городская дума в заседании 31 октября постановила доложить Святейшему Синоду, что 21 октября епископ Екатеринбургский Владимир во время литургии произнес речь, в которой бросил обвинение де­тям в революционных замыслах и называл их волчатами, обвинял полицию в том, что она защищала детей от побоев преданных царю русских людей, обвинял общество в том, что оно предоставило площадь для трибуны людям, идущим против царя, и выражал удивление тому, что будут подлежать суду не дети, носившие красный флаг, а люди, их избивавшие.

Считая опасным в настоящее смутное время такие речи Владыки, возбуждающие одну часть населения против другой, дума постановила представить об этом Святейшему Синоду на его распоряжение…»^[15]. Такая позиция городских властей и прессы, безусловно, вызвала тревожные настроения среди духовенства и верующих города.

Между тем, жизнь шла своим чередом, горожане постепенно восстанавливали порядок после погромов, произведенных в городе. Отцу Петру Иевлеву пришлось много потрудиться, чтобы привести в должный вид здание Епархиального женского училища и территорию возле Архиерейского дома. Но, конечно, гораздо больше переживаний доставили батюшке сами трагические события в городе, смятение, произведенное среди воспитанниц его училища, разнузданное поведение «интеллигентной» молодежи, надругательство над верой и монархией.

В эти трудные дни отец Петр получил новое назначение: 28 октября 1905 года его определилина диаконское место при Екатеринбургском Екатерининском соборе с увольнением от должности эконома при Епархиальном женском училище. При этом он продолжал исполнять обязанности эконома Архиерейского дома, но теперь мог больше времени посвящать богослужению и молитве.

Екатерининский собор, в котором стал служить отец Петр, занимал особое место среди храмов Екатеринбурга. Он был возведен еще первыми строителями города (тогда завода-крепости) и более двадцати лет оставался его единственным храмом. Первоначально церковь была деревянная, но после пожара на ее месте по проекту А. Кичигина построили великолепный собор во имя святой Екатерины, и в дальнейшем его история была неразрывно связана с историей столицы Горнозаводского Урала. Вплоть до начала ХХ века его называли «соборной горной церковью»: в нем давали присягу первые горные офицеры, сюда по воскресным и праздничным дням приходили многие заводчане, здесь хранилось знамя Уральского горнозаводского батальона. Екатеринбургские купцы, золотопромышленники, видные общественные деятели и обыватели активно участвовали в приходской жизни храма. Духовенство Екатерининского собора оставило заметный след в истории культуры и просвещения города.

В сентябре 1907 года отец Петр был рукоположен в сан священника и направлен для служения в Крестовую церковь Архиерейского дома, а в марте 1908 года его перевели в Спасо-Преображенский собор Невьянского завода Екатеринбургского уезда. На этом месте отец Петр также усердно трудился на благо Церкви. 25 марта 1912 года за ревностное и полезное служение он был награжден набедренником.

Революция застала отца Петра в Невьянском заводе. Во время гражданской войны в середине июня 1918 года в городе вспыхнуло восстание против большевиков, ставшее одним из крупнейших на Урале. Организовали его военнослужащие-автомобилисты — бойцы 4-й тыловой автомобильной мастерской, которая до переезда в Невьянск находилась в городе Луга Петроградской губернии и ремонтировала автомобили, главным образом, для нужд Северного фронта Первой мировой войны. Почти все рабочие побывали на фронте, но были возвращены в мастерские в связи с тем, что в тылу возникла острая нужда в специалистах автодела. Будучи настроенными против большевиков, автомобилисты решили эвакуироваться вместе с мастерской на Урал, ошибочно полагая, что на Урале большевизм не так силен, как в столицах. Из Екатеринбурга они отправились в Невьянский завод, где и обосновались. Эвакуация автомастерских была завершена в апреле 1918 года. Эти мастерские не были подчинены Областному управлению национальными предприятиями Урала, а находились в ведении Всероссийского автоцентра, поэтому пользовались широкой автономией и самостоятельностью, военнослужащие-автомобилисты были вооружены. Большевики, опасаясь сплоченности и бесстрашия автомобилистов, имеющих к тому же фронтовой опыт, делали попытки подчинить их себе, но это ни к чему не приводило — любая такая попытка встречала решительный отпор. В 1918 году в Невьянске, как и везде, полным ходом шли национализация и экспроприация, во время которых у граждан забиралось все имущество вплоть до квартирной обстановки. Но там, где помещались рабочие автомобильных мастерских, большевики не решались производить конфискации. По этой причине состоятельные граждане Невьянска охотно отдавали автомобилистам свои комнаты и квартиры внаем.

После длительной подготовки автомобилисты подняли восстание. 30 мая/12 июня ими был арестован Исполнительный комитет местного Совета, убиты двое его сотрудников, создан свой военный штаб. Исполнительным органом власти стал Крестьянский совет. К восстанию присоединились жители окрестных селений, Нейво-Рудянского и Верх-Нейвинского заводов. Духовенство района не могло не сочувствовать восставшим — ведь они стремились прекратить беззаконное правление большевиков, сопровождавшееся насилием по отношению к мирным гражданам, интеллигенции и духовенству, убийствами невинных людей и грабежом храмов. В Верх-Нейвинском заводе священник Иоанн Рубан дал восставшим благословение на борьбу с большевиками, а его сын вступил в ряды восставших. Девять дней шли бои с отрядами Красной армии. Повстанцы обращались за помощью к рабочим других заводов, в том числе расположенных в Екатеринбурге. В одной из листовок, отправленной жителям Верх-Исетского завода, говорилось: «Граждане, солдаты, крестьяне и рабочие. К вам обращается Крестьянский совет от лица всего населения Невьянского завода и его окрестностей. Остановите братоубийственную войну. Вас, граждане, обманывают большевики, распространяя ложные слухи, что с вами борются будто бы банды грабителей или чехословаков. Нет, граждане, все мы такие же мирные жители, как вы, все мы занимаемся своими крестьянскими работами или работами на заводе, но грабительские приемы большевистских комиссародержавцев нам стали непосильны. Чаша терпения истощилась. …И вот 1-го июня ст[арого] стиля [1918 года] наши товарищи солдаты-автомобилисты смелым натиском сбросили это ярмо, арестовав всех большевистских комиссаров и их приспешников… <…> Не верьте, граждане большевикам и прекратите бойню. <…> Не медля ни минуты, свергайте иго большевизма»^[16].

Против восставших были брошены регулярные части Красной армии, и восстание вскоре было подавлено. Военный руководитель внутреннего фронта Таватуй-Невьянского района получил секретную инструкцию от командующего Северо-Урало-Сибирского фронта о том, как надо поступить с восставшими. Приказывалось уничтожить все заводские поселки, население которых принимало участие в контрреволюционных выступлениях. «Штаб фронта считает, что если первое восстание будет жестоко подавлено и… об этом будет широко оповещено все население Урала, то это отобьет всякую охоту к дальнейшим выступлениям одураченных меньшевиками, правыми эсерами, белогвардейцами рабочих масс, недовольных ухудшением продовольственного вопроса и предстоящей мобилизацией. Решительное подавление Невьянского бунта сэкономит нам в будущем отправку живых сил на карательные экспедиции»^[17].

В Невьянске и его окрестностях начался террор. Почти весь завод был выжжен, уцелело чуть больше ста двадцати домов. Общественные учреждения: больницы, школы, аптеки — были разграблены и разрушены. В ходе карательной операции большевики расстреляли свыше трехсот человек. Расстрелы происходили почти каждый день. Многие жители прятались в лесах. Духовенство района было обвинено в развязывании антибольшевистского выступления, поэтому священнослужителей убивали в первую очередь. Во время этих расправ был ограблен и осквернен Спасо-Преображенский собор, в котором служил отец Петр Иевлев. 26 августа/8 сентября 1918 года был убит большевиками в своем доме и сам батюшка^[18].

28 августа/10 сентября было совершено его соборное отпевание, после которого отец Петр был погребен в церковной ограде.

Решением Священного Синода от 17 июля 2002 года священномученик Петр был прославлен в Соборе новомучеников и исповедников Церкви Русской. В 2010 году его имя было включено в Собор Екатеринбургских святых.

Источники

Помянник 1919 года. ГААОСО. Ф. 1. Оп. 2. Д. 16854. Л. 50.

ЦДООСО. Ф. 41. Оп. 2. Д. 359, 386; Ф. 76. Оп. 1. Д. 780.

Грамолин А. И. Коридоров Э. А. Екатеринбург — Свердловск — Екатеринбург. История городской власти (1745–1919): документально-публицистические очерки. Екатеринбург: Сред.-Урал. кн. изд-во; Новое время, 2003.

Жития святых Екатеринбургской епархии. — Екатеринбург: Издательский отдел Екатеринбургской епархии, 2008.

Манькова И. Л. Храм в сердце и памяти. Екатеринбург, 2000.

Сборник действующих и руководственных церковных и церковно-гражданских постановлений по ведомству православного исповедания / сост. Т. Барсов. Спб., 1885. Т. I.

Справочная книжка Екатеринбургской епархии на 1915 год. Екатеринбург, 1915.

Екатеринбургские епархиальные ведомости. 1904. № 22; 1905. № 13, 15, 21; 1907. № 37; 1908. № 13; 1912. № 11.

Жития святых Екатеринбургской епархии. — Екатеринбург, 2008