Первоуральский священник отец Василий Зудилов (позывной «Черномор») ушёл на СВО добровольно. Не мог оставаться «в тылу» офицер, получивший военное образование и звание старшего лейтенанта. Да и к крутым поворотам судьбы ему не привыкать. Бывало уже такое, когда кадровый военный, выпускник Свердловского высшего военно-политического танко-артиллерийского училища, стал священником. И вот – новый поворот: православный священник, построивший крепкий приход, отправляется на передовую, чтобы на линии боевого соприкосновения ЛНР духовно окормлять бойцов, совершать богослужения и церковные таинства.
Для чего люди идут на передовую? За что сражаются наши защитники Отечества? Каков путь от атеиста до верующего на СВО? Как военный священник помогает укрепить «расшатанную» веру? Об этом и многом другом – в беседе с офицером-священником протоиереем Василием Зудиловым, состоявшейся во время его «отпуска» после ранения.
– Действительно ли на войне не бывает атеистов?
Отец Василий Зудилов:
– Отчего же – бывает, и немало! На самом деле это не вполне правдивое наблюдение. Мои наблюдения на передовой говорят о том, что люди волнообразно приходят к вере и также от нее отходят. Чем ближе к смерти, чем жарче обстановка, тем больше привлечения внимания человека к Богу. А чем дальше от передовой, чем спокойней обстановка, когда чуть «шоколаднее» становится или плюшек больше, тем зримее и отпадение человека от веры.
Если быть предельно точным, то даже на передовой есть люди, которые очень осторожно общаются с Богом, если не сказать больше. Поэтому священник на войне наряду с окормлением верующих всегда ведет еще и миссионерскую деятельность для атеистов, которая в принципе там складывается из самых простых вещей – когда человеку просто уделяешь внимание, когда ты ему нужен просто как собеседник.
И тогда можно уже говорить о том, что совместная работа началась. С первой встречи рано утром до позднего вечера, как только веки сомкнешь – именно в этот момент многим ты становишься особенно нужен. А это значит, ты не зря этот выбор сделал.
В принципе, срез общества в армии прослеживается вполне четко. Поэтому здесь важно все – начиная от ответа на вопрос «Когда закончится война?» и заканчивая текущими армейскими задачами, которые нужно выполнять, но на которые порою нет ни сил, ни боеприпасов.
И между этими двумя пунктами – целый мир, вся Вселенная, от детей и семейных отношений, и от того, как построить жизнь, и что случится, если мы то и это, или вообще не надо гадать, или что такое сны… И так каждый день. Человека там волнуют не только боевые действия, но и абсолютно не связанные с войной вещи. Они порою настолько расшатывают человеку душу, что он не может собраться перед лицом вполне серьёзных угроз своей жизни. И я ему должен помочь именно в этой повторяющейся ситуации.
На мой взгляд, в армии, на передовой, цель миссионерского служения – чтобы через осознание мироздания человек, мирянин в военной форме мог как-то решать для себя более правильно как земные, так и духовные вопросы.
Как священник, рассматривающий жизнь с позиции Евангелия, Заповедей Божиих, я строю разговор с моими прихожанами с учетом моего миропонимания того, что происходит и как должно быть, если передо мною человек верующий. Я не всегда требую, чтобы человек понял, что это Евангельская точка зрения, но между тем логика и вообще реальная истинность евангельских позиций человека убеждает в том, что именно так и надо, так – правильно. Это истина, это слово Божие, и его никто не изменит, и оно само по себе не изменяется. Это истина – в начале, в конце, и в середине.
И когда разговариваешь об этом, когда рассуждаешь именно категориями веры, то человек неизменно приходит к тому, что да, действительно, этот батюшка говорил правду. И потом, когда во второй, третий, четвёртый раз встречаешься снова с ним, он уже задает вопросы другого порядка и приходит к тому, что если я говорю правду, то, значит, со мной можно прийти к вере.
– Получается, на фронте Евангелие более зримо и лучше воспринимается?
– На фронте больше вероятность, что человек может отойдет к Господу быстрее, чем в мирской жизни, поэтому ему хочется встретиться с Создателем в более правильных, оформленных отношениях. И если мне это удается хотя бы в каком-то минутном моменте, то это большое дело. Тогда, наверное, не зря потрачено время.
– Отче, а каким был Ваш путь на территорию СВО?
– Молитвами прихожан, молитвами родственников. И, думаю, Божией волей, происходящей из этих молитв. Понимание того, что я должен оказаться там, выросло скорей всего из моей биографии – первоначально я сформирован был как офицер вооружённых сил, знающий, как работать с людьми в боевой обстановке.
Не повезло с этим в 1991 году, когда пришлось уходить из вооруженных сил вскоре после того, как закончил училище и начал служить в Забайкальском военном округе в войсках ПВО. Так старшим лейтенантом и ушел на гражданку. Все поколение наше замполитов в той жизни оказалось ненужным. Сейчас все возвращается на круги своя и в армии, и в жизни, поэтому замполиты вновь оказались востребованы.
Теперь я – офицер-священник. Слава Богу, что есть такая форма работы в войсках. Как оказалось, сначала стать офицером, а потом священником для дела лучше, чем наоборот.
Закончил, кстати, наше Свердловское высшее военно-политическое танково-артиллерийское училище, тогда еще имени Леонида Ильича Брежнева. Сейчас здание стоит совершенно пустое.
Здесь лучшие годы юности проведены, здесь друзья и все остальное, поэтому вернулся в Екатеринбург, и здесь был в бизнесе после армейских лет года два-три. ГКЧП, путч и обвалы доллара показали мне, что экономическая составляющая очень сильно влияет на дружбу народов и людей. Потери и разочарования, после чего осталось последнее – идти к Богу и спрашивать: «Как же дальше быть?» Вот и пришел в храм святого великомученика Пантелеимона – на развилке между психиатрической больницей и храмом выбрал правильное направление, которое и определило мое будущее.
– Так Вы у нас тоже «птенец гнезда» отца Димитрия Байбакова…
– Да, так случилось волей Божией.
– Выходит, Господь, Вас так потихонечку и вел к тому, чтобы все-таки разобрались в вопросах мироздания?
– Думаю, что и до сих пор не разобрался. Впереди много вопросов еще придется решать. Главное – надо быть там, где горячо, где нужен. Так, вот уже почти десятилетие духовно окормляю силовые структуры, Первоуральское подразделение судебных приставов, состою в Общественном совете при управлении Федеральной службы судебных приставов по Свердловской области.
Они меня на участие в СВО и сподобили, можно сказать. С Владыкой встречались, чтобы он услышал, как внутреннее убеждение привело меня к осознанию духовной помощи нашим воинам. А там и подразделение воинское нашлось, которое приняло меня в свои объятия. Нашелся командир, оценивший ту пользу, которую приносит в боевую работу единственный человек в части без оружия, кто не имеет права стрелять – согласно и уставным, и духовным уложениям. Кто идет к любому видимому результату самым длинным путем, кто делает много дел добрых и нужных, важных и срочных, но не всегда видимых. Мне в этом отношении с моим командиром на СВО повезло, как и ему со мною, наверное – не каждый день в нынешнюю армию приходит священник с воинским образованием и опытом службы в качестве советского замполита.
– Помните Ваш первый день в части?
– Конечно. Выпрыгнул из КАМАЗа и сразу по пояс утонул в снегу. Потом на меня сверху стали выпадать мешки, которые пришлось тащить до первого строения. При этом я был… абсолютно счастлив! Окрылен был до безобразия и порхал, как бабочка, от того, что мечта сбылась наконец.
Командир рассказал потом: «Вывалился из кузова некто круглый, с большими баулами и потащился по снегу так, как-будто бы впереди у него какая-то солнечная перспектива. Я даже испугался, но сразу захотел поселить его рядом и на своей территории». Так и случилось, и работали мы с командиром всегда бок о бок, плечом к плечу.
– Неизбежен следующий вопрос: как складывается обычный день военного священника?
– С ночи. Где бы ты ни находился, всегда есть моменты, которые приключаются ночью. Когда начинаются прилеты, артобстрелы и т.д. Естественно в это время ты просыпаешься и начинаешь нормально, вполне от всего сердца, с полным сознанием ситуации молиться в глубине души, чтобы никто не погиб. Это может случиться в полпервого ночи, это может случиться и в два, и в три, и в четыре часа утра.
Потом естественно начинаются звонки, чтобы поставить кучу задач там. Начинаешь молиться о замполите, и о его подчинённых, которые будут выполнять эту задачу, – молитвенно, так сказать, обеспечивать ситуацию, которая сложилась рядом с тобой. Вот.
Естественно, если кто-то собирается куда-то ехать, то духовное сопровождение этого человека тоже является подкреплением его духовных сил, если ты сам лично в этом участвуешь. Или благословением, когда провожаешь боевых товарищей и становишься на молитву.
Твои боевые товарищи собираются куда-то «на передок» или вручать боевые награды, или, наоборот, разбираться с людьми, которые самовольно оставили часть. И, конечно, об этом всем надо молиться. И сердце не может остановиться, оно молится. И знаете, на самом деле трудно себе представить, если бы священника такая волна событий оставила без внимания, без участия или какого-то содрогания сердечного. И это тоже труд, серьёзный труд.
Святые отцы вообще говорили о том, что молитва – это один из самых тяжелых трудов наряду с воспитанием ребенка, уходом за больными и немощными родителями, за всеми близкими и не близкими. Но первый и самый тяжелый труд – молитвенный. Ибо надо взять на себя ответственность попросить у Бога, чтобы сложилось все у тех людей, которые встретились тебе в эту секунду на пути.
Это про «пассивное» участие. Но другое дело, если кто-то из подразделения собирается перевозить на передний край какие-то боеприпасы, продукты, личные состав. В любой час может оказаться, что ты необходим на месте загрузки. Ты приходишь туда, у тебя святая вода в бутылке из-под перекиси, там маленький дозатор на кончике, ты там брызгаешь туда-сюда, направо, налево, чтобы не пропустить ни один ящик, ни одну упаковку сухпайка, ни один бак с водой.
Чтобы не пропустить ни одного воина, сидящего на броне, которому буквально через несколько часов вступать в бой. И как их отправишь, как? А они всегда спрашивают: «Что, батюшка, ты с нами?» В надежде такой, что ты с ними поедешь туда. И вот когда раз в сотый я услышал такую фразу, то понимаю, что мне нужно там быть, нужно.
Когда я в 20-й раз пришел ночью, отношение изменилось. Тогда и стали говорить: «А ты туда поедешь?». Я и говорю: «Поеду». На передний край, на передовую. Это вообще уже в принципе сотня метров до окопов противника. Вот тогда я и стал выдвигаться дальше, и дальше, и дальше.
Кроме всего прочего, на переднем крае важно по возможности оборудовать храм-блиндаж, чтобы поработать с людьми – помолиться с теми, кого вывели на отдых, причастить их, исповедовать, кого-то покрестить, кому-то сподобить тем, что он утратил во время работы на передовой – иконочки, крестики, молитвы, пояса.
Присутствие духовного лица в армии важно. Важно, когда у человека во время молитвы, благословения, общения со священником натянутая струна внутри «провисает» ненадолго.
Человек в этот момент знает, что я буду рядом и сегодня, и завтра, и послезавтра. Буду рядом всегда, потому что рядовому, офицеру это нужно. Он в боях уже выгорел внутри с этими своими вопросами и нуждами. И когда в такой ситуации можешь человеку помочь вновь обрести себя, то всегда радостно на сердце – еще пригожусь!
– Ранение. Как это случилось?
– При выезде в район сосредоточения на полпути нарвались на мину, БТР взлетел, хотя и не намного, но «дал старт» хороший всем, кто на броне сидел, в том числе и мне. Приземлившись, сломал руку. Бывает и такое, что на территории нашей, уже освобождённой, кто-то закапывает радиоуправляемую мину, которая по сигналу может сработать и через час, и через день, и через неделю, и через месяц.
Сначала было очень трудно пережить вот эти ощущения памяти, которые постоянно всплывали в голове. Но к радости моей, даже проезжая по тому месту уже после тех событий, молитва помогала закрыть эту страницу в жизни.
Вообще, когда едешь на броне или бываешь там, ничего не нужно кроме молитвы. Чтобы остаться в состоянии трезвого понимания событий, чтобы просто быть поближе к Богу. Он сам поможет определить тебе то, что нужно в первую очередь, во вторую, в третью. Поэтому без молитвы я бы там просто никак не смог не то, чтобы другим помочь, но и себе бы не помог, не выдержал бы.
И всегда мучает надоевший уже всем вопрос: «Когда все закончится?» После всего пережитого он меня просто «веселит», честно говоря. И я сразу перестаю расстраиваться, чтобы не было на душе, сразу успокаиваюсь, ибо борьба добра со злом не прекращалась с сотворения мира.
Пока зло есть, и война будет. И понятно, что здесь и сейчас продолжается все это с казалось бы, братским народом. Да, родные, но, бывает, и родные братья стоят дальше от тебя, чем чужие люди. И это в нашей жизни происходит на каждом шагу. Это же не шутка, когда сыну заявляют его родители, что хотят его видеть исключительно в мушке прицела. Это прямо сейчас творится в той же Луганской области, и много где еще на Украине.
Или вот спрашивается: почему на Красной площади никто не прыгает с кличем «Убей хохла», когда на Банковской и Крещатике беснуются: «Москаляку на гиляку»?
Это буквально – свет и тьма. В этом и есть разница. Поэтому мотивы и задачи для того, чтобы выполнить задачи СВО, вытекают из жизни и сформулированы еще во время раскола на Небе, когда Денница устроил бунт против Господа. Понимаю духовную суть этих процессов, поэтому мне легко об этом говорить и важно говорить.
Споры происходят буквально до нервных состояний, потому что это будоражит, задевая внутренние, духовные струны, родственные связи и пр. Все переплелось! И человеку разобраться в этом – чуть ли не основная задача сейчас. Не разобравшись во всем этом, русский человек не сможет поднять оружие и даже выкопать окоп.
Но реальная жизнь дает ответы. Вот приходит с той стороны пленный, и рассказывает такие вещи, от которых все внутри переворачивается. Или наши ребята берут какой-то окоп, заходят внутрь в блиндаж и видят такие чудовищные свидетельства, которые просто выходят за рамки морали и нравственности этой жизни. И так тоже приходит понимание, за какие ценности сражаемся на передовой.
– И понимание того, как мы чуть не потеряли свою страну, понимание ее духовно-нравственных ценностей, знание ее героической истории…
– Если мы сейчас этот комплекс знаний и опыта, которые приобретало наше общество, не свяжем воедино, то и смысла затевать все это не было. Нужно сделать сейчас нормальный анализ новейшей истории. И это происходит, даже помимо нашей воли.
Молодежи порой очень сложно разобраться в происходящем. Все эти годы, десятилетия капитализма закладывалось поклонение Золотому Тельцу. Сегодня в интернете Украина и Запад вбрасывают фейки, изображают такую невинность Украины и якобы захватническую сущность России. И у молодежи по этой теме реальная «разруха в головах». В отличие от их сверстников, воюющих на территории СВО – у тех как раз, повторюсь, есть шанс на то, что порядок будет в голове. Сама жизнь его диктует.
Поэтому забота о молодежи у государства, конечно, должна быть очень серьезная. А все те, кто сейчас на передовой, судя по опыту всех войн, возвращаются переформатированными и перекаленными. Тут есть другой вызов – послевоенный синдром, он будет еще долго «колотить» народ и государство. И здесь также есть над чем работать.
– Как видится с передовой сегодняшняя жизнь «тыла»?
– Мобилизация подразумевала и полноценное участие всего общества. Сейчас мы этого не видим. Есть, конечно, народные фронты, которые поддерживают боевой дух и материальное состояние на передовой. Но являются ли они народными по своему масштабу? Много кто продолжает веселиться и плясать. И это очень больно откликается в людях, которые находятся там, на передовой, рискуя жизнью каждой день и хороня своих товарищей.
Чем больше человек отделен от Бога, тем больше в нем вот это состояние греха. Ощущение, что большая часть общества сегодня вроде и готова поддержать, но уже завтра готова и передумать.
– Грустно. Значит для большинства не пришло понимание о том, ради чего этот бой?
– Борьба со злом вообще органично входит в задачи СВО. Господь ведь для чего-то все это попустил. Я этот вопрос рассматриваю только как временный, никогда – как постоянный. Постоянного мира на планете Земля не обещало нам даже Писание, где сказано: «Не ужасайтеся, подобает бо всем сим быти». Но там же говорится: «Мы не должны быть боязливы, а должны быть мужественны».
Силы, которые против нас стоят на Украине, ненавидят все традиционное, все, что крепко фундаментом вписано в Закон Божий. И пока эти силы есть, они будут свергать, валить, душить, топтать все, что принадлежит Божьему – включая государство Российское, потому что оно тоже принадлежит Богу. Я в этом убежден и будут говорить об этом, пока дышу.
На СВО многие уходят как бы по мобилизации, а на самом деле – в вечных поисках смысла жизни. Утверждение о том, то формирование личности нуждается в каких-то «острых углах», оно ведь не ново. И каждое такое изменение в жизни позволяет человеку в напряжении выяснить, кто он такой, как он, с кем и за что он. Вот этим мы и отличаемся. Большая часть людей, которые там остались, это все-таки смотивированные, утвердившиеся, что все-таки мы попали туда, куда надо и делаем то, что нужно. Вот это для меня и для них важно.
Беседовала Анжела Тамбова, руководитель пресс-службы Екатеринбургской епархии
