По благословению
митрополита Екатеринбургского
и Верхотурского Евгения

27 июля 2017

Митрополит Кирилл: «Когда люди ощущают себя частью единого народа, тогда и храмы строятся, и общество оздоравливается, и страна укрепляется»

По завершении Царских дней, которые ежегодно проходят на Урале в память об убийстве семьи последнего российского императора, корреспондента «Российской газеты» принял митрополит Екатеринбургский и Верхотурский Кирилл. «РГ» расспросила владыку о планах на Царские дни следующего года, когда исполнится сто лет со дня трагических событий в Екатеринбурге, о спорах вокруг постройки храма на воде, о жизни сельских приходов.

«РГ»: Крестный ход от Храма-на-Крови до Ганиной ямы — самое впечатляющее событие Царских дней: глубокая ночь, десятки тысяч поломников, огромное воодушевление! А что чувствуете вы, когда идете последний 21-й километр?

Митрополит Кирилл: Крестный ход — это образ нашего покаяния, любви к царю и нашей Родине — святой Руси. Крестным ходом идут молодые и старые, богатые и бедные — все вперемешку. И не прекращая молитву. Ты это чувствуешь и ощущаешь себя уже не отдельной личностью, а частью единого народа. Ни с чем не сравнимое чувство!

— Канонизация — высшая степень почитания церковью. Невоцерковленному непонятно, почему РПЦ так трепетно относится к царской семье. Объясните, пожалуйста.

— Разные народы главу государства называют по-разному. Наш народ — царем-батюшкой. Батюшка и матушка — это самое дорогое и любимое для сердца. Таково отношение верующих не только к Николаю II, а к царю вообще, как к помазаннику Божьему, которого Господь избирает быть правителем народа, отвечать перед ним за народ. Это первое. Второе. Канонизация происходит, когда церковь находит то, что позволяет причислить человека к святым. Русская православная церковь особо почитает мучеников. Это люди, которые пострадали за веру в Христа. Есть святые страстотерпцы — те, кто по-христиански принял смерть. Царскую семью церковь канонизировала именно как страстотерпцев: за полное смирение перед своей участью. На протяжении всего времени, что семья государя Николая II была в руках недругов, она не предприняла попыток освободиться и до смерти уважительно относилась к своим убийцам.

— Верующие, наверное, все монархисты?

— Уже нет! (смеется). И либералы, и консерваторы — кто угодно. И даже коммунисты.

— А монархия в России возможна?

 В России возможно все (улыбается).

— В 2018 году исполнится сто лет со дня убийства царской семьи. Вы уже как-то готовитесь к этому событию?

— Все будет как всегда. Но, думаю, при большем, чем ранее, числе гостей, паломников. Надеемся, службу совершит патриарх Кирилл, он обещал пройти крестным ходом. Но, кроме того, есть большое желание, чтобы в Россию из Китая возвратили останки великих князей Романовых, с которыми расправились в Алапаевске на следующий день после екатеринбургской трагедии. В Китай, напомню, они были вывезены в 1920 году.

— Почему у церкви такое осторожное отношение к останкам, найденным под Екатеринбургом?

Комиссия по идентификации останков, собранная при правительстве Ельцина, негативно отнеслась к позиции церкви. К процессу выяснения истины представителей Русской православной церкви не привлекли. Когда же огласили результаты, пошло давление, чтобы мы признали останки царскими. В работе нынешней комиссии церковь участвует, вся информация нам доступна. Но главное в ином: царь прославлен, в его святости мы убеждены. А его это останки или нет, должен указать Господь. Не следователь, не антрополог, не криминалист и не генетик. А верующие должны это почувствовать.

— Как вы воспринимаете споры о постройке храма на воде в Екатеринбурге?

— У какой-то идеи всегда есть группа сторонников, группа противников и есть большинство, которое относится ко всему индифферентно. В строительстве храма я не вижу угрозы ни пруду, ни сложившемуся городскому виду. На мой взгляд, храм, напротив, очень бы украсил центр Екатеринбурга. Мы не хотим ни с кем воевать, готовы к трезвому диалогу о проекте. Но для людей, которые протестуют, главная задача в ином: чтобы церковь в принципе не была доминантой. Думаю, храм построят, потому что люди, которые хотят оставить после себя нечто большее, числом преобладают над теми, кто протестует. И где бы он в итоге ни стоял, мы будем ему рады. Он изменил бы духовный облик Екатеринбурга: Храм-на-Крови — это Голгофа, храм Святой Екатерины — Воскресение, жизнь и свет.

— Что вам как митрополиту не нравится в священниках?

— Равнодушие. Не должен быть священник безразличным к чему-либо, "никаким", неискренним. Иногда я вижу, как зрелые, опытные люди тянутся к молодому по возрасту человеку в священном сане, потому что он очень искренний, глубоко верующий. К такому священнику и пожилые относятся как к старшему.

— Много ли обычно детей у настоятелей? Какой "среднестатистический" возраст священников в епархии? Какой доход имеют, образование? Чем занимаются их жены?

— Средний возраст — примерно 35 — 40 лет, образования обычно два. Детей 4 — 7 человек, иногда десять и больше. Был у меня случай. Пришел в церковь, там служил один очень известный священник. У него 16 своих детей. Причащение, матушка одного за другим подводит к нему их детей, тот причащает, причащает, а потом вдруг умолкает и спрашивает у очередного: "Как тебя зовут?"… Матушки очень разнообразные. Молодые, как правило. Все работают, иногда даже обеспечивают батюшек.

— А доход у священника какой?

— Что это вы коммерческую тайну выведываете!.. У городского — около 30 тысяч.

— Скажите, а есть ли приходы без батюшки?

— К сожалению, да. Некоторые священники служат сразу в двух соседствующих приходах. И если бы сегодня к нам пришли человек тридцать священников и мы смогли найти финансирование, сразу бы их приняли.

— Как можно организовать приход, построить храм, найти священника для храма?

— В любую церковь приходит группа людей, говорит, что им необходим храм. Среди них всегда найдется самый инициативный человек, его и выбирают старостой прихода. А дальше верующие сами строят храм под опекой какого-нибудь священника. Очень многое зависит от неравнодушия и деятельного участия прихожан. Когда люди ощущают себя не отдельными атомами, но общностью, частью единого народа (мы с этого, помните, и начали наш разговор), тогда дело спорится — и храмы строятся, и общество оздоравливается, и страна укрепляется.

— У знакомого дом в деревне, его сосед — местный священник. Поначалу отношения между ними были несоседскими. Знакомый считал — не по его вине. А потом, когда на территории церкви появилась детская площадка, отбросил негатив. Оказалось, на ближайших улицах много детей. Раньше им просто играть негде было.

— При многих деревенских церквях устроены такие площадки, и там в любое время вы можете застать детей. Если священник хороший, вокруг храма, где он служит, всегда что-то происходит. Есть, например, очень интересный приход храма Владимирской иконы Божией матери в Екатеринбурге на Семи Ключах. Люди сами построили детскую площадку, открыли просветительский центр, где занимаются и воспитанники воскресной школы, и кадеты, и дети-инвалиды. Прихожане ведут поисковую работу, собрали солидную библиотеку. У них даже конюшня имеется и небольшой зоопарк. Питомцы — тоже от прихожан: начиная от курочек и заканчивая конями.

Скажу вам больше. Часто села существуют благодаря хорошему священнику, потому что к нему приезжают люди из городов и поддерживают не только его самого, но и приход, и село. У нас таких примеров несколько. Вот Староуткинск и Новоуткинск, два прихода, в которых очень интересные священники. Население — около двух-трех тысяч, приходы, естественно, не самые большие, но храмы практически всегда битком набиты. Приезжают верующие из Екатеринбурга, хотя — сто километров! Бывают раз в неделю, а иногда и чаще и таким образом поднимают села. Так что каков поп — таков и приход! Если есть хороший священник, то и в селе все будет хорошо. А если наоборот — это проблема для всех нас.

 

Текст: Елизавета Храпакова (Екатеринбург), фото: Татьяна Андреева.

Российская газета — Неделя — Урал №7331 (165)