К матушке Феодосии стремились многие. Принимала она по ночам: днем люди побаивались реакции советской власти на их визиты к верующей, а потом так уж сложилось. Иногда с 10 вечера до 5 утра проходило до 60 человек. А пока один в келье с ней общается, другие – разговаривают о матушке друг с другом. Некоторые ездили к ней годами, поэтому и знали обстоятельства ее жизни, и сама она иногда что-нибудь о себе рассказывала.
Когда Наталья очнулась после двадцатилетнего сна и пришла в себя, маленький город пережил шок. Еще был Советский Союз, в котором верили в науку – единственную прогрессивную силу общества, а о чудесах знали, что их не бывает. Первые посетители хотели и пожалеть несчастную, и посочувствовать ей, и принести сестрам какие-то продукты: килограмм картошки, испеченные дома блины.
Жалели и сестру Ольгу, которая посвятила свою жизнь уходу за едва дышащим телом Натальи. Маленький город хотел своими глазами увидеть доказательства существования сестер и реальности чуда. Были любопытствующие, желавшие посмотреть на такую диковину. И видели женщину, которая, несмотря на невозможность двигаться, встречала всех с необычайной теплотой и лаской. Находила для них, пришедших ее пожалеть, слова утешения в их печалях, придавала людям надежду и силы. Кто-то просил ее молитвы, и слухи о силе этой молитвы стали расходиться, как круги по воде. А потом все стали приходить за советом и молитвами. И эта женщина, будучи парализованной, не имея возможности передвигаться, ограниченная в пространстве, порой могла найти такие слова утешения, что люди уходили и не верили в их возможность. Но происходило все, о чем она говорила, и все, действительно, устраивалось. А ведь она еще и монахиней тогда не была. Прошло около пяти лет после нашей первой встречи, отец Авель, наместник Иоанно-Богословского монастыря постриг ее в монашество. К тому времени матушка была известна уже далеко за пределами Рязанской области.
Многие ищут духовного руководства, и, если будете брать духовный совет, внимательно глядите на человека, его дающего. Духовный человек, когда Господь ему открывает Свою волю, ничего никому никогда не будет навязывать. Знаю это по встречам с духовно зрелыми и цельными людьми, с которыми, благодаря Богу, встречался на своем пути. Вернее, они – меня встречали. Матушка Феодосия ни на чем не настаивала и не обязывала людей жестко следовать ее советам. За редким исключением. Бывали случаи, когда к матушке приезжали священники, просившие совета в ситуациях, требующих канонического осмысления. Вот тогда она говорила четко и прямо.
Но по большей части к ней ехали миряне, которые хотели взмаха волшебной палочки, чтобы раз – и квартира появилась, чтобы раз – и на работе все утряслось, чтобы раз – и муж пить бросил. Хотя почему миряне? Я и сам, уже, будучи священником, хотел от нее такой быстрой чудодейственной помощи. Однажды мне очень хотелось обновить в храме иконостас, а денег не было. Вот я и поехал к матушке.
– Матушка, помолитесь, чтобы нашелся благодетель, который бы помог…
А она вместо ответа:
– Вот мы жили-то. Я так любила картошечку, огурчик …
– Матушка, так хочется иконочки в иконостас написать…
А матушка со своим рязанским говором:
– Масличком полью подсолнечным. Да как вкусно-то ем. А можно и рыбочки кусочек съисть (именно так матушка говорила — съисть), и Слава Богу! Ты чего хлебушек-то не берешь? Всегда хлебушек надоть исти. Вот теперича чё-то говорят, хлеба нельзя много исть. Да, Боже мой, грех-то какой. Как же хлеба не исть. Испокон веку кушали.
– Матушка, а что с иконостасиком-то?
А она не отвечает и все тут. Ушел не солоно хлебавши.
А потом вдруг вспомнилось. Несколько дней назад был на трапезе в одном храме на престольном празднике. Меня угощают, а я и того не хочу, и другого не хочу. Сижу – перебираю. Вот матушка Феодосия и указала мне на мое духовное состояние. Это она в глаза мне сказала: «Батюшка, Вы заелись». Ходил потом неделю себя совестил, а через неделю в храме человек появился, у которого и просить не подумаешь. А он с порога говорит: «Что-то, батюшка, иконостасик-то у Вас плохонький. Давайте, обновим».
Вот так, дают тебе картошку с огурцом, так поблагодари Бога и успокойся.
Матушка словно помогала найти правильное место для пазла. Что-то внизу сложной картинки собралось неправильно, вроде уже к самому верху подбираешься, а все перекосилось. А она и укажет, где ошибка вышла.
Обычно она так со всеми и делала. Приходил человек, просил, а она спрашивала: «А как ты хочешь?» А человек, конечно, по-своему, для себя хочет. Он уж не от одного старца, да не от одного священника едет, чтобы услышать: как он хочет. Ему, может, и говорили, как хочет Господь, но он-то не согласен по-другому. Вот и ищет в пятом месте такого старца, чтобы уже наконец-то сказать: «Меня батюшка благословил».
Матушка Феодосия посмотрит-посмотрит на такого, скажет деликатно, как она бы сделала, а потом и выдаст: «А ты попробуй, как хочешь». И пока человек не нахлебается пены своего житейского моря, так и будет до нее и во второй раз, и в третий раз бегать. И сердиться будет, что она неправильные советы дает, после которых ничего не меняется. А уж как набегается, и когда вздохнет: «Матушка, да как скажете, так и будет»… И, когда она убедится, что тот созрел для ее ответа, вот тогда и скажет: куда пойти, что сделать, как ответить…
В житейских вопросах она только однажды со мной на прямоту заговорила. После семинарии приехал я по распределению в Рязань. Показываю Владыке диплом: «Мол, посмотрите мои оценочки». (Все мы люди, хочется похвалиться).
А Владыка тоненько так говорит:
– Нет у меня на одном приходе настоятеля. Давай, женись. Я тебя рукоположу, и на этот приход и отправлю.
Я опешил:
– Владыка, как же я женюсь, у меня и на примете никого нет.
– А ты возьми какую-нибудь, а там, как Бог даст.
Перспектива «взять какую-нибудь» меня не устроила абсолютно, и я со всех ног помчался к матушке.
Она подумала недолго и отвечает:
– Ко мне тут батюшко-владыка из Тулы приезжает часто. Ты к нему поезжай в Тулу-то. Я ему весточку о тебе передам. Он хороший, ты с ним душой и сойдешься.
Владыку Кирилла, который в то время был Правящим Архиереем Тульской епархии, я нашел в семинарии. Он покивал головой, что ему обо мне сказали, определил преподавать и потом отправил в новый монастырь помогать монахам: «Ты же читаешь, поешь, вот по выходным туда и езди».
Немного погодя стал я задумываться о женитьбе. И решился поехать к матушке за благословением.
Обычно она меня и расспросит обо всем с дороги, и накормит, и чаем напоит. Был у нее заветный термосок. Чай из магазина она никогда не пила. Говорила, «русская земелька, что человеку нужно, то и родит: и богородичную травку, и липу, и иван-чай; а от всех болезней любила присоветовать средство, которое сама почитала – укропное семя».
А тут, едва я порог переступил, так и произошло явное чудо в моей жизни. Матушка аж рукой задергала: «Ты чё удумал? Какое жениться! Я те говорю –монашество тебе, а не женитьба!»
У меня, как пелена с глаз упала. Видимо, было такое искушение женитьбой, да вмиг исчезло. Я вспомнил, как мы с матушкой неоднократно беседовали о монашестве, и как я до этого уже и сам подумывал о постриге.
А с Владыкой так и завязалось наше общение, в результате которого он меня и «усыновил»: из его рук я принял монашеский постриг, он же меня и рукоположил.
Есть народная мудрость: «К пустому колодцу за водой не ходят». Люди черпали от матушки благодать «ведрами», чувствовали в ее молитвах опору, а в советах – истину. А она только и просила: «Живите в мире, никого не обижайте, всех любите!» Однажды обронила фразу, которую я не просто запомнил на всю жизнь, а принял глубоко в сердце: «Если ты кому-то сказал злое слово, ты его Богу сказал».
К сожалению, вокруг нее самой не всегда это условие соблюдалось. Ее жизнь была очень трудной. Представьте, как она себя чувствовала физически. Прилягте и полежите двое-трое суток на спинке, не поворачиваясь. Сходите под себя пару раз.
В комнате стояла жуткая жара. Форточку нельзя было открыть, так как матушка тут же простужалась, а народа возле нее очень много, духота постоянная. Ехали и душевнобольные, и простуженные, и с серьезными духовными проблемами. Те, и у кого в семье все плохо, и на работе плохо, и в маршрутке толкнули, и в магазине обозвали. И пока такие люди матушку ждут, бывает, переругаются, как в очереди за колбасой. Господь, конечно, матушку держал и крепил, но многолетние приемы окончательно подорвали ее здоровье. Ночью при ней бывали келейницы, а днем она оставалась одна. Люди решали свои житейские проблемы, а она оставалась днем, закрытая на замок, не в состоянии пошевельнуться, без телефона, без колокольчика. И все же мы можем свидетельствовать, что она уже здесь, на земле, жила в раю.
Понял я это недавно, когда услышал проповедь замечательного московского священника протоиерея Димитрия Смирнова. Он обратился к тем, кто думает, что ада не существует: «Для многих ад уже здесь. Подойдите к зеркалу, посмотрите на свое озлобленное кислое лицо. Вы всем недовольны, все вас раздражает – да вы уже в аду».
Судя по тому, как держалась матушка, она явно пребывала в раю. Она не могла поехать к морю, и была не в состоянии просто повернуться на кровати, но она принимала Тело и Кровь Христовы, и жила в Боге. Для нее это была радость, несравнимая ни с хождением своими ногами, ни с путешествиями, ни с занятиями спортом, ни с занятием любимым делом. Она всех нас утешала так, словно была олимпийской чемпионкой по всем видам спорта сразу, и будто на кровати-то, отродясь, не леживала.
Когда ей совсем становилась плохо, по нам, священникам, проходила весть: матушка хочет собороваться. Несколько раз я соборовался вместе с ней. И это было счастье.
Попрощаться перед ее смертью мы не успели. Обычно, когда я уезжал, она просила: «Как приедешь, дай звоночек Ольге, чтобы мы не переживали». А я ее просил в ответ: «Благословите, чтоб нам увидеться тогда-то и тогда-то». А в последний раз заторопился и не спросил, когда встретимся. Это было за несколько недель до ее кончины…
Много нас, священников, было воспитано при ее доме. Богословскую науку мы вкладывали в себя на стороне, а настоящее евангельское образование получали в ее доме: и от нее, и от тех, людей, кто приезжал к ней. Она учила нас основам христианской жизни. Матушка верила, что Господь меняет человека к лучшему, и никогда не признавала ярлыки, которые любят наклеивать на людей: вор, бандит, гордец. Она знала, что у каждого есть шанс стать лучше, и призывала видеть в людях светлое и доброе. Я благодарен ей за эту школу евангельской мудрости, потому что, к сожалению, потом уже ее более не проходил. А в ее доме, в ее келье учился именно этому. Она являла собой образец сострадания. Помню, с каким воплем она обращалась к Богу, и как просила Его за людей, как старалась вымаливать тех, кто преставился.
Молитва о ней для меня тиха, светла и радостна.
Господи, рабе Твоей схимонахине Феодосии: «Даруй причастие и наслаждение вечных Твоих благих, уготованных любящим Тя: аще бо и согреши, но не отступи от Тебе, и несумненно во Отца и Сына и Святаго Духа, Бога Тя в Троице славимаго, верова, и Единицу в Троицу и Троицу в Единстве православно даже до последняго своего издыхания исповеда. Темже милостив тому буди, и веру яже в Тя вместо дел вмени, и со святыми Твоими яко Щедр упокой».
Матушка Феодосия преставилась ко Господу 15 мая 2014 года. 40-й день её памяти приходится на 23 июня – день празднования Собора Рязанских святых
